Современный румынский детектив

Мысли мои вернулись в прошлое, к горьким, мучительным дням и ночам, когда состояние ребенка ухудшилось и маленького инвалида пришлось поместить в больницу. Глядя на меня ввалившимися глазами, он шептал:

— Папа, я обязательно поправлюсь. Правда? — И губы у него были бескровные.

Мысли мои унеслись в еще более далекое прошлое. В глупую ночь накануне моего ареста, когда я спьяну и из ревности овладел своей любимой девушкой.

— Ненавижу тебя! — кричала она. — Свинья, свинья! — стонала она все слабее.

На следующий день я отправился в места не столь отдаленные.

Потом мне сообщили страшную новость: у младенца обнаружен врожденный порок сердца. Мальчику не повезло — в момент зачатия его отец был пьян. Самые важные события в жизни по закону подлости совершаются в наиболее неподходящий момент.

Мы поженились, когда я вышел из тюрьмы, но так и не узнали, что такое счастье. В глазах окружающих, и особенно жены, я был отъявленным негодяем, конченым человеком, который уже никогда не исправится. Добропорядочное семейство отреклось от своей дочери, а виноватым оказался опять же я. Чего я только ни делал, как из кожи вон ни лез, чтобы заслужить доверие и любовь своих близких, чтобы помочь сынишке, в страданиях которого виновен был я сам, все было напрасно. Несколько лет я стоически сносил такую жизнь, хотя уже давно раскусил свою жену, ее обывательскую сущность, жалкие и смешные претензии на интеллигентность… Я даже поступил в институт, но не закончил его. И не потому, что не хватало денег. Просто я устал от недоверчивых взглядов тех, кто заключил пари, сколько я еще продержусь, не вступая в общение с такими, как Парандэрэт. Наступил момент, когда я сломался и ушел из института.

Последовал развод. Жена настолько ненавидела меня, что специально скандалила так, чтобы слышали соседи.

— Это не твой ребенок! Неудачник! Арестант! — кричала она в исступлении.

Охваченная яростью, она даже не соображала, что ее слова могли бы только обрадовать и успокоить меня. Значит, я не зря ревновал ее к Парандэрэту. Мерзавец, втянувший меня в грязные дела, испоганил и мою любовь. Но это отнюдь не означало, что он был отцом ребенка. С таким же успехом мальчик мог быть и моим.

Время шло. Сына отлучили от меня. И очень старались сделать все, чтобы настроить его против меня. Он рос, вскормленный ненавистью и презрением к своему отцу. Когда его состояние стало резко ухудшаться, его пришлось госпитализировать. Узнав об этом, я пришел взглянуть на своего сына.

Сосредоточенные, нахмуренные лица врачей.

— Необходима операция. Только хирургическое вмешательство…

— Если бы у тебя в голове были мозги, я повезла бы ребенка на операцию куда угодно, хоть в Америку! — кричала жена.

Я с глубоким безразличием относился к ее истерическим требованиям достать огромную сумму денег, а еще лучше — доллары. Но немые упреки малыша я не мог выносить спокойно.

— Папа, я обязательно поправлюсь! Правда?

— Да, Ты обязательно поправишься, — пообещал я ему, не в силах больше вынести его молящего взора. Будь что будет!

Я поддался несбыточным иллюзиям и решил сдержать обещание. Ведь благодаря моим словам в глазах мальчика зажегся крохотный огонек надежды.

В таком состоянии я и угодил в коготки к Серене.

Я сразу же почуял возможность получить хорошие деньги и подмазать лапу тем, кто, как я думал, ничего не делал для выздоровления моего ребенка. Рассчитывая лишь на собственную сообразительность и удачу, словно головой в омут, бросился в аферу, затеянную Аркадие Манафу.

— Папа, я обязательно поправлюсь! Правда?

Да, я надеялся на невозможное. Здравый смысл покинул меня, ибо в страданиях малыша был виновен не кто иной, как я сам…

Я поднял голову — майор продолжал говорить.

— …из-за твоего ограниченного восприятия действительности в эту историю оказались втянутыми ни в чем не повинные люди. Ты навредил не только себе, но и другим.

— Вам кажется ограниченным мое восприятие действительности? А может быть, все дело в том, что ограниченна сама наша действительность?

Душа моя нестерпимо ныла. Будто в ней ворочались камни — окаменевшие сгустки отвращения.

— Не отрицаю, она еще далека от совершенства, но кто уполномочивал тебя вершить суд, в одиночку восстанавливать справедливость, а затем требовать награды? Разве ты не понимаешь, что преступление, в которое ты оказался втянутым, нельзя равнять ни с мелкой кражей, ни с бытовой дракой? Когда совершается убийство, обычный человек не в силах осмыслить реальные масштабы событий и предугадать его последствия, это прерогатива профессионалов. К тому же ты своим чрезмерным усердием не только не помог нам, а, наоборот, все запутал. Не говоря уж о том, что действовал ты по методу обычного шантажа. Столько человек погибли! Возможно, и по твоей вине.

— Они заслуживали наказания.

— Не отрицаю. Но живой преступник может принести куда больше пользы, чем мертвый.

— Ну разумеется. Хотя бы выдавать дневную норму — кубометр дробленого камня.

Он усмехнулся.