— Все на мази. Как по укатанной дорожке, — сказал Гвин.
— А что здесь плохого?
— Ничего. Ничего плохого. Я не осуждаю вас. Просто…
— Гвин! Почему ты заговорил об этом? А ты что будешь?.. Чего-нибудь особенное придумал?
Гвин молчал.
— Гвин!
— Что?
— Я серьезно спрашиваю.
— В городе, — сказал Гвин, — они считают, что я должен продолжать.
— Что продолжать?
— Учиться.
— Могу представить, — сказала Элисон. — Лет через тридцать ты будешь профессором валлийского языка!
— Никем я не буду! Мне нужно уехать отсюда. Здесь ничего нет, кроме овец.
— Я думаю, эти места много значат для тебя, — сказала Элисон.
— Они значат. Но сыт этим не будешь.
— И что же ты собираешься делать?
— В данный момент единственное, что мне светит, попасть через несколько месяцев за прилавок магазина.
— Ой, нет!
— Ой, да!
— Но почему?
— Мать считает, это для меня самое подходящее.
— Но она же может пока работать, чтобы ты продолжал учиться, — сказала Элисон. — Неужели ты должен бросить?
— У матери свои представления о моем будущем. Если я каждое утро буду уходить на работу в костюме и в галстуке, она будет вполне счастлива. Другие наши парни ходят в комбинезонах.
— Какая глупая женщина!
— Теперь, по-моему, ты говоришь злые вещи! — заметил Гвин.
Они двинулись вверх по склону и некоторое время шли по тропинке, не говоря ни слова.
— Я даже не знала, что так может быть, — сказала потом Элисон.
— С чем?
— С учебой и вообще. У меня все так легко по сравнению…
— Ладно, — сказал Гвин. — Не чувствуй себя виноватой. Ты лично тут ни при чем.
— Что же ты будешь все-таки делать, если мать заставит бросить школу?..
— У меня есть кое-какие планы, — ответил Гвин.
Они были уже на вершине горы. Перед ними простиралось плоскогорье, отливавшее множеством красок: рыжим цветом, черным, синим, и коричневым, и зеленым — и все это в жарком солнечном мареве. Невдалеке была видна пирамида из камней.
— Если б не эта дымка, — спросила Элисон, — как далеко мы могли бы видеть?
— Не знаю. Но вон та пирамида гораздо дальше, чем кажется, — сказал Гвин. — Она на самой границе нашего графства. Пошли туда…
Они уселись спиной к груде камней. Отсюда не видна была долина, только темная блестящая поверхность воды над торфяниками.
— Когда сидел у водоема перед завтраком, — спросила Элисон, — ты видел меня в воде?
— Нет. А как?
— Оттуда, где я была, из окна комнаты, казалось, наши лица совсем рядом, вот как сейчас, и что ты смотришь на мое отражение.
— Я не знал, что ты близко, пока не увидел тебя в окне, — сказал Гвин.
— Ты коснулся в воде моих волос, а потом пошла рябь, и все нарушилось.
— Подумать только! Вот это да! Ты открыла новый закон физики… Элисон! Какое расстояние от твоего окна до водоема, как думаешь?
— Ярдов[2]
десять, наверно.— Значит, дальше, чем эта торфяная лужа от пирамиды, где мы сидим… Поднимись!
Элисон встала.
— Видишь свое отражение? Погляди туда!
— Нет, не вижу.
— А меня видишь там?
— Тоже нет.
Гвин поднялся, пошел туда, где блестело озерцо воды,
— Скажи, когда увидишь меня там.
Он продолжал идти, был уже у самого края болотца и наклонился над ним, когда услышал голос Элисон.
— Ну и как? — спросил он. — Такое, как утром в водоеме?
— Вроде такое.
— А по размеру?
— Да. Я уже говорила тебе. Как будто мы оба там, какие на самом деле, и совсем рядом.
— Ты учила физику? — спросил Гвин.
— Немного.
— Тогда должна знать: отражение предмета в зеркале кажется настолько же удаленным вглубь, насколько сам предмет удален от поверхности зеркала. Усекла?
— Ну и что?
— А то, что, если ты могла увидеть себя в водоеме для рыбы, это означало, что ты находилась от него на расстоянии двадцати ярдов. То есть вдвое больше, чем на самом деле.
— И что?
— Значит, ты не могла быть такого же размера, как я. А если была, то выходит, все углы падения и отражения перемешались. Но так не бывает, и, значит, там было не твое отражение. Понимаешь? Так могло быть, только если бы ты стояла у края водоема.
— Ух, ты классный знаток физики! Только это все равно была я, — сказала Элисон. — Вода отсвечивала, но я отчетливо видела свои волосы и лицо. Волосы, глаза, нос… Все, как у меня.
— Тебе просто показалось. Ты видела что-то светлое на воде и подумала, это волосы, и лицо…
— Не сбивай меня! Не веришь, не надо! А я видела! Видела! И мне было так странно и так приятно… А ты хочешь все испортить своими разговорами о зеркалах и об углах отражения! Сделать обычным.
— Обычным? Не будь такой глупой, старушка, очнись! Я пытаюсь сказать, что ты видела не себя, а женщину с той картины! Ты видела Блодведд!..
— Нет, нет, нет, нет, нет!.. — Элисон повернулась лицом к каменной пирамиде. — Не говори такие вещи! Наверно, просто я видела свое отражение в оконном стекле… Ох, помоги мне, Гвин!
— Я хочу тебе помочь, — сказал он. — Но ты не хочешь помочь мне это сделать… Такие вещи не проходят, если просто закрыть глаза… Пойдем.
Гвин двинулся дальше по плоскогорью. Элисон стояла еще некоторое время, прижавшись спиной к камням, словно к спасательному кругу, но, когда фигура Гвина начала растворяться в солнечном мареве, она ринулась за ним по болоту.