Сожжение

Чем больше я об этом думаю, тем сильнее чувствую, что мы с Дживан – не более чем мошки. Мы кузнечики, у которых отщипнули крылья, ящерки, которым оторвали хвосты. Верит ли кто-нибудь, что Дживан невиновна? Верит ли кто-нибудь, что у меня есть какой-то талант?

Если я хочу быть кинозвездой, никакой спец по кастингу или театральный репетитор мне в этом не поможет. Это должна сделать я сама, Лавли, добившаяся сценического успеха лишь в гостиной мистера Дебната. Сделать своими силами, без английского, сама. Пусть я всего лишь раздавленное вашими подошвами насекомое, я борюсь за жизнь. И продолжаю жить.

Когда телефон чуть подзарядился, я выбираю несколько своих видео с уроков мастерства, в том числе – супер-хит-сессию с Бриджешем, – и рассылаю их своим сестрам по Вотсапу.

Пожалуйста, пишу я, расшарьте мои видео вашим френдам и их френдам. Я ищу роль, сообщите, если услышите о такой возможности.

* * *

На следующий день возвращаюсь к нормальной жизни, где нужно зарабатывать деньги. Я иду к туристическому месту номер один во всем городе – Мемориалу Виктории. К этому беломраморному британскому дворцу обычно стекаются сельские простаки, особенно в прохладные облачные дни вроде сегодняшнего. У крестьян всегда рты открыты, когда они обходят город. Глазеют по сторонам так, будто все здесь сделал бог своими руками. Моллы, «зебры»-переходы, женщины в брюках.

Еще они гоняются за благословениями, поэтому таскают пять святых прядей на запястье, семь на плече, и бог знает где еще. Эти бедные люди боятся многого, но главный пункт списка – злосчастье по воле богов. Вот это я, кстати, отлично понимаю, потому что я сама – одна из таких проклятых.

В общем, захожу я в Сады Виктории и вижу толпу. К большому дворцу ведет прямая белая дорожка, а по обе стороны – зеленый газон и деревья. В прохладную погоду на газонах полно детей, они играют с родителями в бадминтон, а влюбленные сидят на траве под деревьями, и сдвинувшись потеснее, едят мороженое. Все босиком, и я иду по тропинке, принимая парад растрескавшихся подошв. Хлопая ладонями, говорю:

– Мать-богиня послала меня сегодня благословить вас всех.

Благословляю молодую девушку, потом благословляю младенца, потом сторож постукивает меня по плечу дубинкой.

– Что такое? – говорю я ему. – Есть у меня билет, вот он!

На это сторож не знает, что сказать, потому что это правда. Так что он говорит:

– По траве ходить воспрещается!

Потом вглядывается мне в лицо:

– Послушайте, это не вы… это вы свидетелем были на большом процессе? Извините, извините, – говорит он, и я не понимаю, за что.

Ко мне подносят младенца, я окунаю увядший цветок в кувшинчик святой воды (из водоразборной колонки) и вожу вокруг головы младенца, роняя на него мелкие брызги, пока у младенца лицо не начинает кривиться перед плачем.

Вдруг у меня за спиной голос:

– Лавли, вы?

Оборачиваюсь – мистер Джхунджхунвала. Он в джинсах, в темных очках, сдвинутых высоко на лоб.

– И правда вы! Ха-ха-ха! – говорит он.

Будто это невесть какая неожиданность – что я брожу по туристическим местам.

Я говорю – здравствуйте, как здоровье ваших родных, ну, все в этом роде.

– У вас есть минутка? – спрашивает он чуть погодя. – Я бы хотел…

Я отдаю младенца отцу. Не хочется мне брать денег не за актерскую работу на глазах у директора по кастингу, поэтому я говорю:

– Для такого золотого ребеночка – благословение бесплатное!

Мистер Джхунджхунвала подходит ко мне поближе. И говорит:

– Послушайте, Лавли, я наконец услышал о ваших показаниях на большом процессе и посмотрел ваши «сториз». Это нечто!

– Мои «сториз»? – говорю я. А он продолжает:

– А потом – видео в Вотсапе. Аутентичность – сто процентов!

– Мое ви…

– Видео с занятий по мастерству.

– С уроков мистера Дебната? А как вы его нашли? – спрашиваю я настойчиво. – Это же только мои сестры видели!

На миг в голове мелькает безумная мысль: он пришел посмеяться надо мной? Лично сказать, что моя игра – класс «B»?

– Лавли, вы шутите? – спрашивает он. – Я думаю, ваши сестры его расшарили, потому что это видео по всему Вотсапу ходит. Мне столько раз его переслали, что я уже отвечать начал: «Окей, окей, видел уже!» Ну, в общем, теперь мне режиссеры звонят с вопросами: «Это та самая, которая так увлеченно давала показания на том процессе? Сможешь нам ее дать?» Я думаю, вы идеально подойдете для одного проекта. Завтра свободны?

* * *

В студии полно юпитеров стадионной мощности и серебряных полотнищ, которые держат люди для правильного отражения света. Я со стороны наблюдаю, как перед зеленой тканью обнимаются два главных исполнителя.

– Крутитесь, крутитесь! – кричит режиссер. Пара крутится, крутится. – Теперь ты его целуешь в щеку!

Актриса кривится так, будто ей приятнее было слона поцеловать в задницу. Но делает, как сказано.

– Снято! – кричит режиссер.

Потом несколько минут подготовки – в это время переставляют свет и мелом на земле размечают место, – приступаем к моей сцене.

У меня сцена только одна, но она повторяется снова и снова.