Солдаты, матросы, участники всевозможных красных и чёрных гвардий на все манифестации приходили вооружёнными. Любая случайность могла спровоцировать стрельбу. Палить в своих же товарищей по революционному лагерю в тот день не решились. Но без серьёзного инцидента не обошлось. В разгар демонстраций вооружённая толпа анархистов (около двух тысяч человек), двигаясь с Выборгской стороны к центру, внезапно атаковала городскую тюрьму Кресты. Ядро нападавших составляли бойцы черногвардейской дружины, приведённой из Шлиссельбурга вождём тамошних анархистов Иустином Жуком. Разумеется, в Крестах не было никаких политических заключённых, да и уголовников выпустила на волю Февральская революция. В камерах содержалось лишь небольшое количество хулиганов, грабителей, а также неотличимых от них участников анархистских экспроприаций, задержанных слабосильной городской милицией за последние три месяца. Дружинники Жука объявили их всех без разбора узниками Временного правительства, освободили и повели с собой. Охрана не сопротивлялась.
События этого дня выявили новую движущую силу революции: союз идейных вождей крайне коммунистического толка и криминализованных люмпенских масс. Даже Временное правительство забеспокоилось и предприняло попытку наказать зарвавшихся анархистов. На следующее утро дача Дурново была окружена несколькими ротами солдат Преображенского и Семёновского полков, казачьими сотнями и автомобилями бронедивизиона. Степень управляемости этих войск была невелика. Поэтому руководивший операцией министр юстиции Переверзев вступил с анархистами в переговоры. Требовал одного: выдачи лиц, освобождённых накануне из Крестов.
Быть может, буревестники свободы, поразмыслив, приняли бы ультиматум министра. Но на беду среди осаждённых оказался молодой человек, почти юноша, в рубахе с матросским воротником, в бескозырке, красавец со странным взглядом прозрачно-водянистых и в то же время огненных глаз. Кронштадтские матросы обращались к нему, несмотря на его молодость, уважительно: товарищ Анатолий; за глаза называли Железняком.
Анатолий Железняков.
Под его электризующим влиянием члены Революционного комитета отказались слушать Переверзева. Воры, налётчики, громилы и убийцы – наши братья, они – анархисты в душе, и преступления их – стихийно-революционный ответ на несправедливость буржуазного общества. Как же можно выдать их антинародному правительству?
Своё мнение Железняков подкрепил весомыми аргументами: гранатами. Несколько штук кинул в сторону преображенцев и казаков. Гранаты не причинили никому вреда. Но солдаты, до этого настроенные мирно, рассвирепели. Рванулись вперёд и открыли беспорядочную стрельбу. В три минуты дача была взята штурмом. Не обошлось без жертв: шальная пуля стукнула в голову активиста Петроградской федерации анархо-коммунистов Аснина и тот на месте скончался. Остальные пятьдесят девять человек, находившиеся на даче, сдались.
Победа Временного правительства и эсеро-меньшевистского большинства съезда Советов была эфемерной. Весть о событиях на Полюстровской набережной взбудоражила многочисленных сторонников анархии. Несколько тысяч кронштадтских матросов собралось было идти на Петроград, вызволять «братву» и бить министров-«капиталистов». Рабочие заводов Выборгской стороны устроили прямо на даче Дурново над свежим трупом Аснина нечто вроде гражданской панихиды. Оттуда брожение стало распространяться по заводам и частям гарнизона. Особенно взволновался 1-й пулемётный полк, казармы которого располагались на углу Сампсониевского проспекта и Флюгова переулка (ныне Кантемировская улица). Но к вечеру всё как-то само собой успокоилось. Возможно, потому, что после изнуряющей дневной жары всем захотелось отдохнуть в относительной прохладе.
Арестованные анархисты по большей части были вскоре отпущены. Через две недели в Петрограде разыгралась новая драма: июльский кризис, попытка свержения Временного правительства. Роль заводил играли анархистские лидеры, но Железнякова среди них не было: оставленный под арестом за свои гранаты, он ждал суда. Удержавшееся у власти Временное правительство пыталось показать теперь свою суровость. Суд вынес блестящеглазому матросу громоподобный приговор: четырнадцать лет каторжных работ.
6 сентября имя Железнякова вновь замелькало на полосах газет, зазвучало на митингах.
Он бежал из Крестов.
V
Видение кровавой свободы
Анатолий Железняков явился на свет, когда Мамонт Дальский уже был столичной знаменитостью. Правда, мы не знаем, слыхали ли в семье Железняковых имя первого красавца Александринской сцены. Может быть, и слыхали. Семейство это было вполне обыкновенное, приличное и не без образованности. Отец, Григорий Егорович, православного исповедания, служащий, из отставных унтеров, приписан после военной службы к мещанам московской Басманной слободы, но жительство имел в подмосковной деревне Федоскино. Там 20 апреля 1895 года родилось у него и у его любимой жены Марии Павловны третье дитя: сын Анатолий.