— При советской власти тоже была халтура, просто она была другой. Например, человек поехал на две недели на БАМ и накатал про это плохой роман, как правило, идейно выверенный. В такую халтура цензура редко лезла. Ее всегда занимала серьезная литература, то есть та, которая вбрасывала в общество новые идеи, меняла акценты, взрывала мифы, снимала табу на какие-то темы. Например, мои книги про комсомол, про армию. Нельзя про это так писать! А я написал. Вот со мной и возились — цензура, КГБ и так далее. Литература еще с тридцатых годов предсказывала, что «советский проект» может навернуться, потому что нельзя бесконечно копить не решенные проблемы. Так и произошло. Сейчас тоже есть серьезная литература, которая снимает табу, ставит социальный диагноз обществу. Ее не запрещают, но власть не хочет ее слышать, не хочет признавать этот диагноз, потому что он неутешителен. Он сводится к тому, что сам принцип построения постсоветского пространства: а) аморален и б) алогичен. И это сочетание катастрофично и обязательно приведет к взрыву. Начиная с конца 80-х годов литература «орет»: нельзя на постсоветском пространстве, где было относительное равенство и относительная социальная справедливость, строить общество на вопиющей социальной несправедливости, на тотальном воровстве и абсолютном попрании нравственных норм. Это все навернется со страшным треском. И слава богу, если кто-то на своих яхтах и самолетах убежит, но это будут единицы. И все это понимают. Ведь в момент, когда Ельцин второй раз баллотировался в президенты, билеты за границу были проданы за полгода подчистую. В Болгарию невозможно было уехать, потому что все запаслись на случай, если Ельцина не выберут. Запаслись люди, которые в этом обществе преуспели. Значит, они понимали, что им сейчас начнут отрывать головы? И даже понимали — за что. Разве это нормальное общество? И литература об этом вопиет, и журналистика не молчит, но их не слушают, не желают. Например, мы опубликовали несколько материалов о рейдерской ситуации в Международном литфонде. С цифрами, конкретными персонажами, выписками из банковских счетов и т. д. При советской власти одна эта публикация — и на рогах бы стояли весь горком, прокуратура и все остальные органы. Сейчас — никому никакого дела. Понимаете, чиновник, который не боится быть посаженным в тюрьму за казнокрадство, хуже шахида с бомбами. Вред, который он наносит обществу, гораздо больше, чем вред от терроризма. Пропадает смысл существования государства. У меня на этот счет очень грустные предчувствия.
— Скажите, что не так? (