Созидательный реванш. Сборник интервью

Это не значит, что мне все не нравится, есть вещи, которые я принимаю, высказываю свое мнение, комментирую, но в то же время не молчу, если не согласен в чем-то с экспертами. Я, например, не понимаю, почему актуальное искусство претендует выставляться в Третьяковской галерее. Во всем мире для этого вида визуально-провокативной деятельности существуют отдельные музеи. Пусть куры гадят на голову Толстому не там, где выставлен портрет этого великого писателя кисти Крамского.

Моим условием, когда я соглашался на эту работу, было то, что в передаче обязательно должны звучать стихи. Потому что поэзия — высочайшее проявление национальной культуры, индикатор ее уровня — сегодня полностью вытеснена с телеэкрана. И появление стихов в «Контексте» я считаю большим прорывом. Все это примиряет меня с неизбежной несвободой, сковывающей любого телевизионного человека.

Беседовал Игорь ЛОГВИНОВ

«Вечерняя Москва», 23 июня 2011 г.

Нарушитель конвенции

С 2009 года в театре Российской армии, при полном аншлаге, идет пьеса нашего современника, замечательного писателя, драматурга, главного редактора «Литературной газеты» Юрия Полякова «Одноклассники». Это первая пьеса автора, которая свою театральную жизнь начала не в Москве, а в провинции. Причина проста — 14 московских театров отказались от ее постановки. Слишком остро герои пьесы говорят о современной России.

— Для меня это было полной неожиданностью! То, чего раньше режиссеры искали — остроты, будь то социальной, или нравственной, теперь не хотят, боятся. И только спустя какое-то время, когда пьеса уже шла в Тобольске, во Владикавказе, я показал ее режиссеру, который почувствовал необходимость этой пьесы — Борису Морозову. Она оказалась созвучна с его восприятием современной России. Он так загорелся, что поставил ее очень быстро. Последняя современная пьеса, которую он ставил — «Смотрите, кто пришел» Арро. Да и то, это было двадцать лет назад. С тех пор он не мог ничего найти из современной российской драматургии, адекватного тому, что с нами сегодня происходит. А Морозов человек, сохранивший социальную чувствительность. К сожалению, сегодня у многих руководителей театров чувствительность не социальная, а фестивальная. Глухость к жизни маленького человека, а это первый признак буржуазности театра. Меня всегда поражало: в стране, где почти нет буржуазии, мы имеем буржуазный театр. И если сравнить спектакли разных театров мира, то современный немецкий, или скажем, польский театр, окажутся более социальными, чем театр российский. Хотя в России-то, наверное, побольше проблем, чем в той же Германии. Думаю, это связано с модой, которая охватила российский театр, и особенно московский. Сейчас мода на пижонскую асоциальность, на дурной эстетизм, на поиск дешевой новизны, которая устаревает после первой стирки. Можно одеть Гамлета «готом», а Дездемону сделать лесбиянкой. И что? Ничего… Получится Костя Богомолов… Как показывает время, натужная новизна недолговечна. Вот пример. Две пьесы, написанные примерно в одно время — «Оптимистическая трагедия» Вишневского и «Дни Турбиных» Булгакова. Одна из них — «Оптимистическая трагедия» — была ультрасовременна, насыщена всеми тогдашними послереволюционными поисками, новаторствами, а «Дни Турбиных» вполне архаичная пьеса, по тогдашним меркам, как бы Чехов, только после Гражданской войны. Ну и кто теперь ставит «Оптимистическую трагедию»? А «Дни Турбиных» и по сей день одна из самых востребованных пьес.

Драматург должен прежде всего разобраться в социуме, в нравственном состоянии общества, ощутить недуги бытия, тогда новая форма придет сама. «Новизна» нынешних режиссеров — это силикон в старушечьей груди. Чтобы воспарить над жизнью, надо ее знать. Чтобы написать отца Михаила из «Одноклассников», я использовал не только свой скромный опыт воцерковляющегося советского человека, но пообщался со священниками, разными путями пришедшими в церковь. Я писал пьесу три года. Это вам не «вербатим»: день ходим по заводу, за два дня пишем пьесу.

«Одноклассников» я написал в две тысячи седьмом. Сейчас у меня в голове созрели две новые пьесы, за которые я возьмусь, как только закончу роман «Гипсовый трубач». А то все время спрашивают: «Когда будет третья часть?» Этот роман вызвал интерес читателей и увел меня от драматургии. А я так устроен, что одновременно пьесы и прозу писать не могу, видно, разные части мозга включаются. Правда, во МХАТе готовится инсценировка моего романа «Грибной царь». Снимается и шестисерийный фильм по этой вещи. В главной роли Александр Галибин.