— Я патриотизм воспринимаю как состояние души. А есть люди, которые его воспринимают как повод для создания литературной ватаги, командного объединения. Причем за играми под названием «патриотизм» зачастую стоят какие-то меркантильные интересы. А я в литературные ватаги никогда не входил. И, видно, доля моя такая как литератора и редактора — гулять по обстреливаемой «нейтральной полосе» между патриотами и либералами.
— Это очень разные авторы. У той же Улицкой есть свои сильные и слабые стороны. Кстати, рецензии на книги Улицкой у нас публиковались. Марининой тоже. Сегодня не многие издания могут позволить себе, как «Литгазета», критически писать о каких-то либеральных мифах — о Дмитрии Пригове, Дмитрии Быкове, Василии Аксенове. Правду о них пишут «правые» газеты, но я считаю, там критика идет уже за рамками литературной деятельности. Есть определенная литературная этика, на язык кухни, язык пьяной разборки переходить нельзя. Вежливо, язвительно, на хорошем литературном языке — и все всё поймут. У нас есть такая рубрика «Литпрозектор», где периодически «операции» подвергаются авторы, которых считают надеждой либеральной общественности. К сожалению, машина по раскрутке писателей либерально-постмодернистского направления работает так, что на книжный рынок на одного талантливого «выбрасывается» десять неталантливых. Нужна новая жизнь писательского сообщества, которое должно поддерживать талантливых литераторов. Нужно искать новых Солоухиных и Рубцовых. Сил одной «Литературки» для этого недостаточно… Я вот спрашиваю на мероприятиях: а почему имена лауреатов Государственной премии никому не известны, а имена номинантов (даже не лауреатов!) «Большой книги» у всех на слуху? Потому что работает мощная машина по раскрутке, которая заканчивается выделением государственных денег. Это печальная ситуация, из которой надо как-то выходить. Иначе кто будет воспитывать патриотизм? Либерал, главная трагедия которого в том, что он родился в России, а не в Париже?
— Знаете, такого, как сейчас, не было никогда — чтобы в репертуаре театров не было ни одной современной пьесы! Взять хотя бы столичные: Театр Маяковского, Театр Станиславского… Когда-то МХАТ за честь почитал ставить новые пьесы современников Чехова, Горького, Булгакова… А сегодня — кто же будет писать, если театры не ставят? Драматурги не идиоты. Поэтому они создали лаборатории. Соберутся человек двадцать, какой-то автор почитает свою пьесу, отметят это дело. Автор счастлив, его жена счастлива, критики счастливы… Как может развиваться драматургия, когда двадцать человек слушают одного? Еще книгу за свой счет можно издать, а пьесу поставить — нельзя. Чтобы разорвать замкнутый круг, нужно вмешательство государства. Вот если бы оно сказало: «Даем вам время на раскрутку. Через два года треть репертуара должна у вас состоять из современной драматургии. Не сделаете — перекроем дотации».
— Конечно, волнуюсь. Наверное, потому еще и пишу пьесы. Для любого драматурга постановка в театре — большая радость. Она всегда означает новую жизнь твоей пьесы. Когда держишь в руках свою книгу, только вышедшую из типографии, еще пахнущую краской, — это по воздействию как… фужер сухого вина. А когда ты садишься в кресло в зале, гаснет свет, и видишь свою пьесу на сцене, в волшебном ящичке, как у Булгакова, и там все оживает… Это как хороший стакан водки!
«Культура — это энергия исторического движения»