Созидательный реванш. Сборник интервью

— Вы поэтому согласились стать доверенным лицом Путина? Захотели быть услышанным?

— Я стал доверенным лицом Путина, полагая, что он начал ревизию губительной ельцинской политики и должен довести дело до конца, до исторически ощутимого результата. Довести с нашей помощью. Из всех кандидатов он был единственным, кто с этой задачей мог справиться, — по личным качествам и государственно-политическому опыту.

— Но безальтернативное положение в политике — это же искусственно созданная ситуация! Всем это ясно!

— Правильно! А кто виноват в этой безальтернативности? В основном либералы…

— Вы так на них всех собак повесите! Разве ситуацию создала не власть?!

— Какая власть?! Прошлая? Нынешняя? Нынешняя власть руководит страной по тем правилам, которые были заложены раньше. Даже могучий Сталин не мог поменять правила игры, заложенные Лениным, Свердловым, Троцким, хотя последнего сумел укокошить. Нашу нынешнюю политическую систему закладывали как раз либералы-западники, которые пришли к руководству в конце восьмидесятых. Как-то разговаривал я с моим давним приятелем-журналистом, природным либералом. Он, как и вы, утверждал, что власть виновата во всем, в том числе в нынешней безальтернативности на политическом поле… Я спрашиваю: а что ты делал, когда в девяносто третьем году Ельцин расстреливал парламент, тем самым хороня равноправный диалог законодательной и исполнительной властей — основу демократии? Я-то протестовал, публиковал статьи. А ты? Нет! Ты боялся, что к рулю могут прийти коммунисты. Ну, пришли бы они, окоротили «семибанкирщину» — и ушли бы! Так было во всей Восточной Европе. Но ради того, чтобы этого не случилось, вы, либералы, пожертвовали демократической процедурой! Точно так же, как большевики разогнали Учредительное собрание. А что вы делали, когда в девяносто шестом году были фактически узаконены фальсификации на выборах? Я протестовал тогда, в девяносто шестом, — вы радовались, что у власти остался полуживой, но семейный Ельцин! А что вы делали, когда Ельцин выбирал себе преемника? Вы молчали, предвкушая «рокировочку»! Вам важен был не преемник, а преемственность в разрушении страны ради общечеловеческих ценностей. И когда такой преемственности в политике Путина не обнаружили, началось разочарование в «новой России», которая в очередной раз сбилась с пути к свободе.

Выстроив эту систему и утратив над ней контроль, вы, либералы, вдруг спохватились, что у нас получилась не «суверенная», а «сувенирная» демократия! Поздно! И страна, и народ, и Путин оказались заложниками этой ситуации, из которой вы теперь хотите выбраться с помощью новой революции. А революция — это всегда обломки: страны, экономики, людских судеб. Не хватит ли обломков?

— И какой выход? Само собой ничего не бывает…

— Нужно тихо, спокойно, с помощью возрождаемых демократических механизмов демонтировать неудачную социально-политическую модель. Куда спешить? Вы хотите, чтобы Путин достал из ядерного чемоданчика волшебную палочку, взмахнул и враз решил все проблемы, которые копились двадцать-тридцать-пятьдесят лет? Не бывает так. Это медленный процесс.

— В декабре две тысячи двенадцатого исполнился год с начала протестного движения. За это время власть какие-то выводы для себя сделала?

— Думаю, власть поняла, что прежние политтехнологии, с помощью которых некоторые мастера «суверенной демократии» хотели манипулировать протестным электоратом, не оправдались. Оппозиция вышла из-под контроля. Точнее, перестала делать вид, будто она подконтрольна… Ее словно включили в некую розетку… Куда ведут провода от этой розетки, лично мне ясно. Кроме того, думаю, власть поняла, что было ошибкой отдавать всю культурную, информационную и духовную сферы на откуп либералам-западникам. Поняла: необходимо восстанавливать полифонию мнений. Слишком нас перекосило в одну сторону. Да и русским вопросом заняться бы не мешало.

— Вы сказали, что мнение интеллигенции до власти доходит в обработке медиаресурсов. Ну а что эти ресурсы могут донести, если «свобода слова» стала довольно условным понятием?