Спальня, в которой мы вместе

Да, они вернулись! Дельбаре объединились здесь навсегда, Эмили-Аврора и Дэвид превратились в одну кучку человеческого пепла, который порыв ветра может унести в морские дали.

Потребовалось две недели, чтобы подтвердить мою гипотезу: мужчина, обезображенный до неузнаваемости огнем, конечно же, был Дэвидом Барле, бывшим генеральным директором компании с тем же именем. У женщины оказались родственные с ним гены, что явно говорило об ее родственной связи с мужчиной. Сестра? Кузина? Этот вопрос так и остался без ответа – ни следствие, ни журналисты не сумели установить, кем она ему приходилась. «Брюнетка лет сорока» – вот все, что сообщили об Авроре.

После двадцати лет своей тайной жизни во лжи Аврора окончательно перестала существовать, и уже никому не было интересно выяснять, кто она такая.

Прошло еще несколько дней, и эта новость наконец получила развязку. Жительница Сен-Мало, Флоранс Дельбар, пришла в полицию Динара на опознание, и тело неизвестной женщины обрело имя.

Расследование пришло к выводу, что было совершено самоубийство путем самосожжения. Экспертиза показала, что вещество, щедро разлитое на месте трагедии, на обугленных руинах и одежде потерпевших, было денатуратом. Вследствие чего дело закрыли.

С этим вердиктом были согласны все, и тем более я. Казалось, все успокоилось.

Приблизительно через неделю после этих событий я получила по почте письмо из конторы нотариуса г‑на Оливо. Вопреки ожиданию оказалось, что Дэвид упомянул меня в завещании за несколько недель до смерти. В своем самом глубоком падении он подумал обо мне.

Так как ему почти нечего было больше завещать, я не удивилась и не разочаровалась, обнаружив свою часть наследства: два конверта из крафтовой бумаги, подписанных моим именем, Эль Барле.

В первом конверте лежал ключ, похожий на те, которые у меня уже были, открывавшие двери комнат номер один и два в «Шарме». На потрепанной бирке, прикрепленной к кольцу старым кусочком скотча, было написано: «Комната номер три». Я вздрогнула от страха и любопытства. Сначала я не могла найти в себе сил распечатать второй конверт, еще более плоский, чем первый. Когда же наконец решилась, то была разочарована, увидев, что в нем лежит лишь подробный план гостиницы. Казалось, этот вариант не отличался от моего, только был явно старше, и местами на нем были пятна, появившиеся с годами.

Но, разглядев его внимательнее, я заметила одно отличие на странице с планом первого этажа. В продолжении «Жозефины» и ее соседки, комнаты номер два, была обозначена третья комната, очень маленькая и тесная, которую сложно было оборудовать из-за ее треугольной формы. Там, на другом варианте этого плана, было обозначено лишь заполненное пространство, но здесь было четко показано, что комната пуста. Более того, можно было даже различить что-то похожее на дверь, которая связывала вторую комнату и ту самую комнату номер три.

– Я не понимаю, – удивился Исиам, вытаращив большие черные глаза. – Когда мы с вами там искали, мы слышали «бум-бум», а не «тук-тук».

По моей просьбе и не без некоторых угрызений совести в конце концов он согласился позвать на помощь одного из своих друзей, Ягдиша, которого иногда незаконно нанимал в качестве мастера на все руки. Ягдиш оказался почти полной копией бывшего коридорного. Однажды утром этот молодой человек появился в моей комнате с сияющей улыбкой на лице и инструментами в руках.

– Вы уверены, мадемуаз’Эль? – настойчиво переспросил Исиам. – Ломаем стену? В моей стране есть поговорка: «Сломать стену не к добру, если не знаешь, что за ней находится».

– Хм, – сказала я, слегка нахмурившись. – Все возможные беды уже случились, знаешь ли. Несколько разломанных кирпичей вряд ли что-то изменят.

После этих моих слов он дал знак своему приятелю выполнять поручение. Ягдиш, несмотря на то что выглядел щуплым, довольно быстро справился с толстым слоем штукатурки и сломал балки, преграждающие проход. Вскоре под этим слоем можно было различить очертания двери.

Потребовалось немало времени, чтобы полностью все расчистить, освободить от мусора петли, дверную раму и замок, чтобы открыть дверь, а не ломать ее. Когда все наконец было сделано, молодой шриланкиец почтительным жестом указал мне на замочную скважину, и я, дрожа, вставила в нее длинный ключ. А если пословица Исиама говорит правду? Если другие ужасы поджидают меня за этой дверью? Но что могло произойти со мной еще более прискорбного, чем разлука с любимым мужем? Неужели это еще не все несчастья, уготованные на мою долю? Будут ли всяческие суеверия сильнее, чем желание узнать загадку потайной комнаты?

Замок заскрипел, но потребовалось еще немало масла, прежде чем мне удалось повернуть ключ в старой скважине. За эти годы между дверью и наличником скопилась целая гора обломков штукатурки, и невыносимый скрежет раздался в тишине, когда я наконец смогла повернуть ручку и решительно потянуть ее на себя.