Увлекаясь все сильнее, мы погружались в те времена и молодые годы братьев. Эта серия дополняла снимки на пляже, которые я уже могла рассмотреть в предыдущие разы. Там можно было увидеть двух персонажей: Дэвида на первом плане и Луи, который вечно находился позади, как статист. По некоторым едва уловимым признакам, указывавшим на благорасположение автора снимков к детям, я догадалась, что фотоаппарат держала Гортензия. Тем более интригующим было отсутствие на фотографиях Андре.
Два снимка полностью привлекли мое внимание: Арман, держащий на руках маленького Луи, гордый, словно Артабан, с сачком в руке, предназначенном для ловли креветок или крабов, которые в изобилии водились под скалами в малой воде, и Аврора, ребенок с неуверенной улыбкой на лице, которую властной рукой держал за талию Дэвид.
– Посмотри на это.
– Двойное бинго, – одобрила Соня, прекрасно осознающая ценность подобного снимка.
Затем я провела долгие минуты, изучая детали архива. Этот последний снимок составлял неопровержимое доказательство того, что существовала ранняя связь между двумя детьми, задолго до официального начала их летнего флирта. Вот почему Гортензия приложила столько стараний, чтобы скрыть ее.
Но если удосужиться и присмотреться к фотографии внимательнее – я пожалела, что в ящиках не нашлось лупы, – можно было понять, что она открывает еще больше тайн. Здесь, прямо под их купальными костюмами кричащих цветов – синий электрик у Дэвида, оранжевый у Авроры, – на лобках, не совсем прикрытых трусиками, различались абсолютно одинаковые крохотные родимые пятна. Я вспомнила о такой же родинке, которую увидела на той же самой части тела, когда вместе с Маршадо просматривала пленки с эротическими сценами.
Две горошинки более темной кожи были настолько малы, что в таком масштабе и на такой бумаге, блестящей от глянца, едва различались. Никто, за исключением, естественно, Гортензии, наверное, не замечал этого озадачивающего сходства у двоих детей, ни во время вечеров, проводимых на пляже, ни ранее в приюте, где девочки и мальчики, скорее всего, не раздевались вместе. Прошли годы, пробились волоски, купальники стали более закрытыми – после безумия бикини в шестидесятые и семидесятые годы слитный купальник вновь вошел в моду у молодых девушек. И никто больше не скользнул ни малейшим взглядом по тому кусочку тела, особенность которого могла бы навести любопытных на определенные размышления. Таким образом, их загадка оставалась надежно спрятанной. И безумные планы Дэвида с каждым летом могли расцветать все сильнее в тайне пляжной кабинки с вырезанным там сердцем.
12
6 июля 2010
Иногда нужно пересматривать документы снова и снова, до тех пор пока они не намозолят уже глаза, для того, чтобы наконец обнаружить там новые подробности.
– Ты это видела?
Соня потрясла передо мной прямоугольником плотной бумаги, зернистой и пожелтевшей. Я сразу же узнала приглашение на свадьбу Авроры и Дэвида.
– Да, – утвердительно ответила я, схватив его. – Ребекка показывала мне такое же.
На белой оборотной стороне нервным почерком были набросаны две строчки:
– O. Р.? Кто это, O. Р.? – услышала я вопрос Сони из-за плеча.
– Я не уверена… Но мне кажется, что это Оливье Релинджер. О. Р.
– И кто это?
– Шеф-повар ресторана, где проходил банкет.
– Откуда ты это знаешь? – удивилась Соня.
Очевидно, моя подруга не знала ничего о выдающемся рестораторе, оригинальная работа которого с рыбой и приправами была награждена одной, двумя и даже тремя звездами в путеводителе «Мишлен». Заслуженная по праву звезда в своей области.
– В Центре профессиональной подготовки журналистов я описала множество портретов великих французских шеф-поваров.
– И ты думаешь, что этот тип был достаточно близко знаком с Барле, чтобы позволить себе написать подобного рода записку?
– Возможно. Это самый известный из шеф-поваров Бретани, а Канкаль всего в двадцати километрах от Динара. Андре и Гортензия были достаточно богаты, чтобы иметь у него свой постоянный столик.
– А мы? – спросила она с плотоядной улыбкой. – Ты думаешь, мы могли бы пойти туда перекусить?