Когда Талос узнал о возвращении Клеомена, его сердце радостно забилось в надежде скоро увидеть Антинею. Однако его надеждам не суждено было сбыться: он узнал, что Кратиппос не решился сразу вернуться в Спарту и вместо этого уехал в свои владения в Мессении вместе с Пелиасом и его дочерью. Больше ничего Талосу так и не удалось выяснить. Однажды пастухи из Мессении поведали, что старик Пелиас живет скромной жизнью, возделывая небольшой участок земли, а его дочь трудится целыми днями, пытаясь помочь отцу и облегчить его тяжелую работу. Антинея просила их сказать Талосу, что всегда будет помнить его и что ее сердце никогда не привяжется к другому мужчине. Карас передал послание Антинеи через пастухов и посоветовал не терять надежды: возможно, когда-нибудь Пелиас сможет вернуться на свою ферму в долине. Однако Талос принял решение не тешить себя напрасными надеждами, чтобы не страдать еще больше.
Кратиппос уехал, но Талос продолжал ежегодно отдавать урожай надсмотрщику. Он часто ходил на охоту вместе с Карасом и заботился о матери. Бурные события юности стали казаться все более отдаленными, и с каждым днем Талос все больше походил на обычного горного пастуха. Тайна, которую он хранил, лежала где-то в глубине души, словно бесполезная вещь, забытая в углу заброшенной хижины.
Слухи о замыслах великого царя в Азии начали долетать до Тайгета, где люди вели однообразную и спокойную жизнь. Поначалу слухи вызывали любопытство местных жителей, а потом, со временем, и беспокойство. Многие задумались о том, что будет, если война действительно заденет их жизни, если царю Персии удастся перебросить войска через море. Женщины были особенно огорчены этими слухами. Они переживали из-за того, что их мужьям придется отправиться на войну, покинуть родные дома, работу в полях, отары овец, и столкнуться с трудностями, голодом, изнуряющей жаждой, ужасными лишениями без каких-либо преимуществ и надежд. Для этих людей, раздавленных бременем повседневной жизни, угроза войны была истинным кошмаром. Они помнили, что последняя война царя Клеомена против аргивян стоила им многих бедствий и унесла много жизней. Притом, что в прошлый раз они воевали недалеко от дома. Если великий царь действительно доберется до Греции, неизвестно, где он расположит свои войска и как долго продлятся военные действия. Илотов мало интересовало, кто победит: исход войны не мог повлиять на их жизнь, и даже новые хозяева не сняли бы иго с их уставших плеч.
Спустя три года до Тайгета дошли слухи о том, что огромная армия великого царя скапливается у Сард и готовится к нападению на Элладу. Гонцы прибывали в Спарту со всех уголков Греции и отправляли новые послания во все стороны. Настало время сбора войск и тревоги, что всегда предшествует войне. Однажды осенним утром цари Леонид и Леотихид, каждый со своей свитой, отправились в Коринф. Там, в храме Посейдона на перешейке, они должны были встретиться с представителями разных городов для выработки общей стратегии. Оба царя, зная мнения эфоров, старейшин и общины равных, настаивали, что линия обороны должна проходить по самому перешейку, чтобы обеспечить защиту Пелопоннеса от вторжения врагов. Они осознавали, что афиняне, а также представители Платеи и Фокиды будут требовать, чтобы объединенные греческие войска встали в горном проходе Фермопилы для защиты центральной Греции.
В главном зале совета в Коринфе собрались представители тридцати одного греческого города, решивших сопротивляться великому царю. При появлении в зале предводителей Спарты два охранника подняли оружие в знак приветствия. Царь Леонид и царь Леотихид заняли отведенные для них места. Зал был полон, и представитель Коринфа встал, чтобы объявить о начале собрания. Он зачитал предложенный для подписания всеми присутствующими договор, который предполагал всеобщий союз на время войны с варварами, а также прощение всех политических изгнанников и создание объединенной армии. Руководство операцией было возложено на Спарту. Цари Леонид и Леотихид возглавили армию, а командование флотом было поручено Эврибиаду, поскольку Афины предоставили наибольшее количество кораблей для этого флота. Корсиканцы тоже присоединились к союзу и прислали свою флотилию. Сиракузы воздержались, так как тиран Гелон требовал полного контроля над операцией или, по меньшей мере, над морскими силами. Это условие, разумеется, было неприемлемым.