В двух последних случаях причины этого очевидны, но не столь ясно, почему спартанцы не должны были приносить клятву иметь тех же друзей и врагов, что и их союзники. Реальное объяснение состоит в неравенстве сил. Спартанцы находились в положении, когда они могли избежать обязанностей против своей воли проводить политику, которая, по их разумению, давала разительное преимущество союзникам, а не им самим. В итоге, в обстоятельствах, к которым мы еще вернемся, союзники получили коллективное право посоветоваться прежде, чем взять на себя обязанность проведения политики или совершения действий, желательных для спартанцев. Существовала оговорка, дающая право на освобождение от обязательств, например, религиозных, которая предоставляла возможность ссылаться в суде на предыдущие религиозные обязательства, чтобы добиться отказа от действия или политики, одобренной в целом союзом. Баланс власти между Спартой с одной стороны и союзниками с другой стороны был совершенно очевидным. Следовательно, технически Пелопоннесский союз или, выражаясь на старинный манер, «спартанцы и их союзники» или «пелопоннесцы» были суммой не равных слагаемых. Спарта являлась
Возможно, альянс, заключенный между Спартой и Тегеей во времена «эпизода с костями», был первым из серии тех, что привели к окончательному оформлению союза. Возможно, что таковым был союз, который Спарта заключила с Элидой, так как Элида управляла Олимпией, а отношения Спарты с Олимпией были вторыми по близости после отношений с Дельфами — другой панэллинской или общегреческой святыней. Эллинизм, как мы увидим, особенно в связи с событиями 480–479 гг., никогда не был веским, не говоря уже решающим, фактором в межгосударственных отношениях: чаще всего греческие города стремились сражаться друг против друга, а не на стороне друг друга, но великие общегреческие святыни составляли важный элемент основной культурной общности, что и позволяет говорить об эллинизме. По крайней мере, перемирие, наступавшее во время Олимпийских игр, устраивавшихся раз в четыре года, должно было выразить или обеспечить согласие, а не вражду. Чиновники, предоставленные Элидой для надзора за организацией Игр, были выразительно названы
Таким образом, Пелопоннесский союз мог сформироваться около середины VI в., но должно было пройти еще около полстолетия, прежде чем он обрел институционную основательность. Интересный эксперимент, впоследствии не доведенный до конца Спартой, был предпринят около 525 г. Впервые и единственный раз до 480 г. спартанцы оказались участниками морской кампании на дальней, восточной стороне Эгейского моря, почти на территории Азии. Это произошло во время совместной экспедиции с коринфянами, предпринятой для смещения тирана Самоса Поликрата и возвращения на престол самосских изгнанников. Так как требовалась значительная настойчивость, чтобы уговорить сухопутных жителей Спарты предпринять эту авантюру так далеко от родного дома в незнакомой стихии, должна была существовать какая-то важная причина или что-то, связанное с теми, кто предложил эту идею, или комбинация и того и другого, что объясняло бы этот уникальный случай.
Во-первых, о причине. Позже спартанцы приобрели репутацию ниспровергателей тиранических режимов всех видов, а именно незаконных, абсолютно неконституционных режимов, обычно осуществлявшихся одним диктатором. В действительности их оценка не была совершенно последовательной или принципиальной, как могло показаться на основании их репутации, поэтому в каждом отдельном случае мы должны взглянуть на специфические причины. В случае с Поликратом из Самоса действовали оба фактора. По какой-то причине отдельные спартанцы уже установили тесные дружеские связи с отдельными самосцами, связи, которые поддерживались или обновлялись через взаимные визиты. Например, около 550 г. некий неизвестный спартиат по имени Эвнаст посвятил Самосской Гере бронзовый сосуд, украшенный очаровательным изображением льва (на котором написано имя дарителя). Без сомнения, в свою очередь, некоторые изгнанники, высланные Поликратом, были приверженцами Спарты. Геродот упоминает в несколько юмористическом стиле, что спартанцев не убедила риторика изгнанников, противоположная «лаконичной» речи, но, тем не менее, убедили их соображения, хотя почему именно они их убедили, он, к сожалению, оставляет неясным.