После того как все прошли интервью, пятеро из нас положили сумки на большую телегу, которую я помогал толкать, и направились в крыло для новоприбывших с блоками двух видов: базовым и повышенной комфортности. Мне сказали поставить сумки на пол возле зоны рецепции и забрать еду из столовой. Еда к этому времени полностью остыла. Держа в одной руке тарелку, я забросил на плечи два связанных пакета. Дилип помог донести третий пакет и подтвердил, что мы с Самиром будем жить вместе.
Новая камера длиной в пять шагов явно предназначалась для одного заключенного. Из обстановки были двухъярусная кровать, стоявшая по левой стене, туалет и раковина у самой двери, стол и стул у окна на дальней стене и полка над окном. Свободного места почти не было.
В моей новой камере стоял жуткий холод, проникавший через огромные щели в окне. Самир попытался заткнуть их туалетной бумагой. Занавесок не было.
Самир оказался в камере тремя часами ранее и приложил максимум усилий, чтобы прибрать и аккуратно разложить вещи. Он занял нижнюю кровать, надеясь, что я не буду возражать: из-за проблем с коленом ему было тяжело взбираться наверх. Я не возражал. Он предусмотрительно оставил место на полке и в ящике стола для моих вещей.
Несколько связанных между собой простыней, которыми бывшие обитатели прикрыли унитаз и бак над ним, создавали видимость личного пространства, но не помогали уменьшить запах. На улице было очень холодно, и открывать окно не хотелось, но другого способа проветрить камеру не нашлось.
— Ешь, а я разберу твои вещи, если ты не против, — предложил Самир.
Я смог съесть три ложки макарон, остатки выбросил в ведро под раковиной.
— Условия здесь нечеловеческие, Самир, но мы должны оставаться сильными. Не дадим системе сломить нас.
Впервые у меня оказался сокамерник со схожим темпераментом. Нам было о чем поговорить, и я мог предложить ему поддержку. Самир должен был выйти на свободу в марте 2014 года — всего через три с небольшим месяца.
Я достал только самое необходимое: Дилип сказал, что мы пробудем в крыле для новоприбывших одну-две недели, а потом нас переведут в другое крыло. Мы поговорили о своих семьях и об унижении, которому подверглись.
Надеясь немного поспать, я забрался на второй ярус кровати с книгами, присланными мне Джонатаном Айткеном, пока я был в Белмарше: «Молитвы для людей под давлением» и «Псалмы для людей под давлением». Айткен, бывший член парламента от консервативной партии и член кабинета министров, был осужден за лжесвидетельство в 1999 году и приговорен к 18 месяцам лишения свободы, семь из которых провел в тюрьме. После освобождения он поступил в Оксфордский университет, чтобы изучать христианскую теологию. Я восхищался ясностью и стилем его письма. Тогда я понятия не имел, как он нашел меня, но позже узнал, что у нас был общий друг — Стив Моррис, англиканский священник, ранее посещавший больницу Илинг.
Как и в Белмарше, выключить свет с верхнего яруса кровати было невозможно, поэтому я слезал по лестнице на пол, чтобы сделать это. Самир сказал, что хочет раньше лечь спать, но я могу разбудить его и попросить выключить свет, когда закончу читать.
Было уже около полуночи, когда я наконец решил лечь спать. Как можно тише спустившись с лестницы, я помочился, смыл за собой и выключил свет. Шум набирающейся воды был оглушительным, и в темноте раздался голос Самира:
— Я же говорил, что ты можешь меня разбудить, чтобы я выключил свет.
— Мне было нужно в туалет, поэтому все равно пришлось спуститься. Спокойной ночи!
Самир проснулся около шести утра и старался не разбудить меня, но кровать была настолько скрипучей, что, как только он встал с нее, я проснулся.
— Доброе утро! — сказал он. — Могу я угостить тебя чаем? У меня есть свои чайные пакеты, и с ними чай вкуснее, чем с теми, которые выдают здесь.
— Это очень мило с твоей стороны, но не сейчас. Я обязательно выпью чашку, но позже.
— Ты не возражаешь, если я воспользуюсь туалетом? Не могу больше ждать, еще два с половиной часа до того, как дверь нашей камеры откроют. Боюсь, запах будет сильным.
— С этим ничего не поделать, Самир, — ответил я.
Приятно было делить камеру с тем, кто, как и я, относился к соседу внимательно и уважительно.
Дверь камеры открыли в 08:20, мы были рады выйти в коридор, немного размяться и сменить обстановку. Мы имели право перемещаться только в пределах здания — по лестничным клеткам и маленькому коридору перед камерами — и решили, что один из нас должен оставаться в камере: пробка для раковины, пульт от телевизора, молоко, сахар, кофе, марки и бумага для письма были мишенями для воров.
У нас было новое расписание.