Спасал ли он жизни? Откровенная история хирурга, карьеру которого перечеркнул один несправедливый приговор

Для меня, человека, который раньше мало тренировался из-за загруженности на работе, занятия в тюремном спортзале были хорошим способом провести время.

Тренировки помогали снять сильнейший стресс и выплеснуть злость, к тому же были поводом выйти из камеры. Многие ходили туда именно по этой причине. Они практически не тренировались, разве что совершали небольшую прогулку вокруг теннисного корта.

Заключенные, посещавшие зал, были открыты новой информации, поэтому там вывешивали плакаты о вреде наркотиков, методах профилактики рака, важности здорового питания и так далее. Один раз в месяц показывали фильмы или проводили дискуссии. Чтобы не потерять право посещать тренажерный зал, нужно было приходить как минимум на одну тренировку каждые три месяца.

* * *

Дверь камеры распахнулась.

— Кто из вас Патак?

— Я, — ответил Самир.

— Будь готов через пять минут. Тебя выбрали для ОТН.

Прежде чем Самир успел задать вопрос, надзиратель ушел.

— Что такое ОТН? — спросил он меня.

— Думаю, это обязательное тестирование на наркотики.

Я читал об этом в буклете, когда я только оказался в тюрьме.

— Тебе не о чем беспокоиться, — сказал я. Я был уверен, что он не принимает наркотики.

Через два часа Самир вернулся с бумажкой, где говорилось, что тест отрицательный. Ему разрешили уйти, как только результат стал известен, но трем заключенным, которые сдавали тест вместе с ним, велели остаться. Вероятно, у них был положительный результат.

Отрицательный результат теста имел большое значение, показывая, что на момент тестирования заключенный не принимал наркотики, а это учитывалось во время слушания по условно-досрочному освобождению. Если результат был положительным, заключенный имел право за свой счет провести независимое тестирование. Руководство тюрьмы было обязано позволить это сделать, прежде чем подвергнуть заключенного наказанию.

Отказ от ОТН — обязательного тестирования на наркотики — считался дисциплинарным нарушением.

Заключенные, желающие избавиться от наркотической зависимости, могли добровольно пройти тестирование, и в их случае положительный результат не был поводом для наказания.

Наркоторговля была большим бизнесом. Если дилер оставался непойманным, он мог заработать множество материальных благ и привилегий. Я слышал о дилере, которому заключенные убирали камеру, заправляли кровать, стирали и гладили белье, стригли волосы за то, что он снабжал их наркотиками. Он получал дополнительные товары из столовой и, по слухам, незаконно пользовался мобильным телефоном, который ему заряжали трижды в неделю. Мобильные телефоны попадали в тюрьму такими же путями, как наркотики.

Впервые я столкнулся с марихуаной в 1974 году, когда проходил практику в больнице Анкоутс в Манчестере. Пациент или посетитель покурил травку в отделении, после чего более опытный врач привел меня в палату и сказал обратить внимание на запах. Это был ни на что не похожий запах, я никогда его не забуду. Время от времени я улавливал этот запах от одежды пациентов, и многие, кого я спрашивал, признавались в курении марихуаны.

Я не понимал, как наркотики попадают в Белмарш, тюрьму строгого режима, но заключенные известны своей находчивостью, придумывая новые техники для обхода любых ограничений. Персонал тюрьмы — учителя, библиотекари и повара — проходил очень поверхностный досмотр, им позволялось приносить с собой еду, в которой легко можно было спрятать наркотики. Согласно правилам «надзиратель должен позволить себя обыскать, если на этом настаивает начальник тюрьмы». Любой обыск должен был «проводиться таким образом, чтобы обнаружить все, что могло быть намеренно скрыто». Надзирателей досматривали не постоянно, а только по распоряжению начальника тюрьмы. Считалось, что внимательный досмотр занимает слишком много времени, нарушает спокойное течение тюремной рутины и раздражает персонал.

Мой статус в системе СЗП оставался стандартным, а значит, я имел право только на три свидания в месяц. Кэтрин сказала, что многие мои коллеги, включая Йена Фрэнклина, сосудистого хирурга, спрашивали, можно ли меня навестить, но из-за очень маленького числа свиданий мы решили, что это будут делать только члены семьи.

На свидания заключенные были обязаны надевать футболку в бело-синюю полоску, синие джинсы и кроссовки. Даже в холодные дни мы не могли одеться иначе. Чтобы попасть в зал свиданий, приходилось ждать на улице (в холод и дождь) около 20 минут, прежде чем надзиратель впускал нас в коридор. Там мы стояли в очереди к пункту досмотра, где каждого из нас тщательно проверяли. После прохождения через рентгеновские рамки нас пропускали в зал свиданий.