Против меня было выдвинуто 11 обвинений, отклоненных одно за другим. На слушание пригласили ряд свидетелей, многих из которых допросили по видеосвязи и телефону. Два свидетеля, имевших отношение к лечению мистера Хьюза, уехали за границу: один в Сингапур, другой в Португалию. Они дали показания по видеосвязи.
В конце концов, с меня сняли все обвинения в ненадлежащем уходе за мистером Хьюзом, и мое имя восстановили в реестре практикующих врачей без каких-либо условий.
За решеткой я пропустил множество дней рождения и годовщин. Обиднее всего было пропустить выпускной сына, который шесть лет усердно учился в Манчестерском университете. Во время судебного процесса Джеймс готовился к выпускным экзаменам. Бывали дни, когда он утром приезжал в суд, вечером возвращался в Манчестер и на следующий день шел на занятия. Я беспокоился, что это отрицательно скажется на его успеваемости, но испытал облегчение и гордость, когда в 2014 году он окончил университет. Джеймс приехал домой в августе 2014-го, когда меня на несколько дней отпустили из тюрьмы, и сказал, что должен поговорить со мной и Кэтрин.
Наша семья была сплоченной, и дети всегда могли рассказать о своих проблемах, но мы с женой позволяли им самим решать, куда пойти учиться и какую профессию выбрать. Джеймс решил стать врачом, и мне было очень приятно, что он выбрал Манчестерский университет, где учился я.
Когда я приехал домой, Джеймс решил что-то нам сообщить. Сначала его голос дрожал, но он был хорошим оратором и перешел сразу к делу:
— Мама и папа, я не хочу строить карьеру в медицине.
Он посмотрел на Кэтрин, затем нервно задержал взгляд на мне. Не дожидаясь моей реакции, объяснил, что его впечатлило унижение, которому я подвергся во время расследования и суда. Джеймс сказал, что я посвятил медицине всю свою профессиональную жизнь и многим пожертвовал ради нее, включая семейные праздники и школьные мероприятия.
Всего из-за одного инцидента мои репутация и вклад в медицину были сведены к нулю. Мой сын решил, что не готов работать врачом, если следовало ожидать от профессии именно этого.
Кэтрин посмотрела на меня в надежде, что я что-нибудь скажу, и я сказал. Я напомнил Джеймсу, что он отучился шесть лет — четверть его 24-летней жизни, вложив в учебу колоссальное количество времени и сил, и должен был выплатить 80 000 фунтов стерлингов, которые брал в банке на обучение.
Но никакие доводы не могли повлиять на принятое им решение. Он ушел в сферу бизнеса и больше никогда не возвращался к медицине. Нам оставалось лишь уважать его выбор. Медицина потеряла еще одного врача, и мы были уверены, что Джеймс стал бы прекрасным специалистом.
Разумеется, я испытал облегчение, когда вся эта история подошла к концу, но почему это заняло восемь лет, поставивших на паузу наши жизни? Мы столкнулись с необратимыми психологическими, финансовыми и профессиональными последствиями. Одна из дочерей мистера Хьюза присутствовала на последнем слушании — невозможно представить мучения, которые испытывала семья умершего каждый раз, когда обсуждалось дело. Я не знаю, как они отреагировали на то, что все обвинения с меня в итоге были сняты.
Согласно английским законам ответчик не обязан доказывать свою невиновность. Доказывать его вину обязан прокурор или, как это было в моем случае, Генеральный медицинский совет. Требования к качеству предоставленных доказательств гораздо выше в уголовном суде, например Олд-Бейли, чем в гражданской юрисдикции вроде Трибунальной службы практикующих врачей. Поразительно: я отправился в тюрьму в связи с обвинением в непреднамеренном убийстве пациента, но именно на гражданском слушании с меня сняли все обвинения.
Уголовный суд — не лучшее место для слушания сложных медицинских дел.
Следует упомянуть и мою расовую принадлежность. Было бы решение суда другим, если бы я был белым?
В тюрьме говорили: «Это потому, что я черный?»
Это вопрос к Королевской прокурорской службе и Генеральному медицинскому совету. Проблема существует уже не одно десятилетие, и то, что факт расового неравенства не признается в расследованиях, преследованиях и наказаниях, меня беспокоит. Пройдя через все испытания, я могу сказать, что ответ на этот вопрос — да. Национальная служба здравоохранения предвзято относится к врачам — представителям этнических меньшинств, хотя это учреждение развалится и без нашего вклада.
Люди, следившие за этой грустной и неприятной историей, часто поздравляли меня с победой, одержанной нами в апелляционном суде и Трибунальной службе практикующих врачей над Генеральным медицинским советом. Я молча принимаю эти добрые поздравления, но для меня это не победа. Как сказал лорд Левесон в апелляционном суде, в этом деле победителей не оказалось. Дело против меня вообще не должно было быть возбуждено.