Спаси и сохрани

На Ваню навалилась тонна равнодушия. Вечно эти взрослые всё делают неправильно. Когда хочется побыть одному, пристают с разговорами. Когда готов общаться, говорят, что заняты. И ведь не переубедишь. Они же взрослые. Им типа лучше знать.

Глаза стали слипаться. Ваня понял – если сейчас не встанет и не отправится в спальню, то свалится прямо тут. Бессонная ночь давала о себе знать.

– Эй, ты куда? – возмутился Михаил Валерьевич, когда Сусликов, заплетаясь, побрёл в холл. – Мы ещё не закончили! Так ты отказываешься выступать?

– Отказываюсь, – промычал Ваня.

– Не желаешь, значит, выбраться на природу. – Вожатый вдруг заговорил с совсем другой интонацией. – Лес, палатка, песни у костра. Не разделяешь романтику похода… Ну ладно, сам не хочешь. Зачем же остальных ребят этого лишать? Твоих друзей, между прочим. Товарищей! Чем они перед тобой провинились?

Сон как рукой сняло.

– В лес? – Встрепенулся Иван. – Какой ещё лес?

– Который вокруг лагеря находится. Увидишь верхушки деревьев за забором, знай – это он.

Молодой вожатый чувствовал себя цирковым дрессировщиком, обучающим мишку езде на велосипеде. При условии, что тот противился учиться и мнил себя тучкой, а вовсе не медведем.

– А почему именно туда?

– Как, я разве не говорил? – Михаил Валерьевич фальшиво удивился. – Отряд, занявший первое место в конкурсе, в качестве награды получает право отправиться в поход за пределы лагеря. С ночёвкой.

Глава 11

Пароход современности прибывает по расписанию

На сцену вышел представитель первого отряда, семилетний Петя Гвоздиков – пышущий здоровьем мальчик в панамке и смешных брюках на подтяжках. Панамка съехала на глаза, но прилежный Петя, не обращая на неё внимания, начал старательно декламировать Тютчева.

Фёдор Иванович устами ребёнка жаловался на нашу страну. Мол, не понимает её умом и не может измерить общим аршином. Правда, тут же оговаривался, что Россия имеет особенную стать. Только вот в чём именно она заключалась, осталось тайной за семью печатями. Гвоздиков сбился на последней строчке, вернулся к началу, сбился ещё раз… В итоге разволновался и забыл стихотворение полностью.

Предвосхищая нотки детской обиды, которые имеют свойство складываться в мелодию слёз, Евгения Александровна взяла мальчика за руку и, говоря что-то ободряющее, торопливо увела со сцены. Вернувшись, подсмотрела в папку-планшет и объявила следующего конкурсанта. Девятилетнюю Наташу Себяшкину из второго отряда.

Ваня наблюдал за финалом конкурса из-за кулис. Сказать, что Сусликов волновался – ничего не сказать. Ему предстояло первое в жизни выступление на публике.

А публика для первого раза подобралась крайне развязная. Рассевшись островками своих отрядов, зрители заполнили почти весь актовый зал. Кто-то в голос смеялся, кто-то приглушённо переговаривался, кто-то шуршал пакетиком с орешками, а кто-то ухитрялся распевать песни. Головы ребят вертелись из стороны в сторону, точно детали огромного механизма. Воздух плавился, как сыр.

Себяшкина затянула что-то заунывно-реалистическое – скорее всего, из Некрасова.

– А я тебе говорю, что Радиоактивная Крокозябра загасит Нежного Человека в два счёта! – с жаром доказывал Ринат Архимедов.

– Чем она его загасит? – возражал Матвей Огурцов. – У Нежного щекотка даёт плюс сто к основному урону! А у Крокозябры максимум защиты – это пузырь из соплей!

– Не из соплей, а из ушной серы! – поправил Архимедов. – Сера спасает не только от щекотки, но и от почёсывания за ушком. И даже от комбо-обнимашек!

– Ты вообще не одупляешь? Нафиг ему её обнимать? Она же заразная! – пыхтел Огурцов. – Он отбежит от неё на безопасное расстояние и забросает воздушными поцелуйчиками!

– Зато у Крокозябры лазерные лучи из глаз!

– А у Нежного Человека – бомбочки из рафаэлок и бумеранг-валентинка!

Спору их не было конца и края…

Лёха Миронов и Мирон Алексеев, прибившиеся к третьему отряду, играли с Генкой в «камень-ножницы-бумага». Играли на щелбаны. Своего вожака, когда тот проигрывал, по понятным причинам они не трогали, поэтому по очереди щёлкали лбы друг другу. Когда лбы покраснели и стали наливаться шишками, щёлкали уже лбы подвернувшихся под руку соседей. Не прошло и пяти минут, как ряды вокруг них опустели на расстояние, значительно превышавшее социальную дистанцию.

Рукомойников зевнул. Стихи, духота и бесконечно гыкающие балбесы из четвёртого отряда навевали на него тоску. Генка вынул из кармана айфон и чекнул новостную ленту.

– Чего пишут? – Над плечом столичного мажора возник сначала выдающихся размеров нос, за ним подтянулись локаторы-уши, а затем – Верка Балбесова целиком.

– Да вот… Опять судят блогера Карнавального.

– Ауф! – Глаза Верки загорелись в предвкушении свежей сплетни. – А в этот раз за что?

– По-моему, они и сами не до конца понимают…