Спасите наши души

Теперь я мог очень достоверно представить всю хронологию падения Виктора Орехова. Скорее всего, этот разговор состоялся бы и без моего участия — может, без торта, но не он был определяющим фактором. Скорее всего, Виктор даже не заметил бы, что Ирина беременна, и ей не пришлось бы рассказывать про отца ребенка — теперь я сомневался, что мне сказали всю правду, хотя нынешние диссиденты работали в самых неожиданных местах, да и НИИ со скучными и бессмысленными названиями они любили. В общем, товарищ Орехов попался бы на крючок, за что, возможно, даже получил бы поощрение в виде не очень выдающегося секса.

Ну а потом Ирина приходила бы к нему снова и снова, потом познакомила бы его с кем-нибудь более хватким… И Орехов начал бы сдавать даты и персоналии следующих мероприятий своего отдела, а его товарищи находили бы на добытых потом и кровью адресах натуральные пустышки, поскольку всё интересное оказывалось вывезено на другие квартиры. Долго подобное продолжаться не могло, Виктора вычислили — и его жизнь навсегда была сломана. Себе я подобной судьбы не хотел. К тому же я не чувствовал к этой девушке ничего — ни любви, ни даже симпатии. Мне было лишь жаль её ещё нерожденного ребенка — думаю, с такими родителями расти ему сиротой, пусть и в фигуральном смысле, ведь отец и мать все свои силы направят на борьбу со страной и народом.

Я покачал головой и спокойно сказал:

— Что-то слышал, кажется, но подробностей не знаю. Лезть в это не буду, может оказаться чревато.

Ирина поникла. Видимо, она поняла, что добыть у меня информацию не получится — и была очень расстроена этим обстоятельством.

— Вот как… — пробормотала она. — Даже несмотря на то, что я прошу?

— Даже несмотря на это.

Она тяжело вздохнула.

— Но почему?

— Ну… ты же сама сказала, что у меня серьезная работа. И я отношусь к ней очень серьезно.

— А ко мне, значит, несерьезно?

Я пожал плечами. Женщины любят делать парадоксальные неверные выводы.

— И к тебе серьезно. Относился, — напомнил я. — Сейчас ты для меня просто знакомая, с которой у меня были хорошие отношения. И было бы неплохо, если бы мы сохранили эти отношения и дальше. А этого не случится, если ты будешь заставлять меня выбирать, к чему мне относиться более серьезно — к тебе или к работе.

— Это потому, что я беременна от другого? — в её глазах блеснули слезы.

Впрочем, я не знал, были ли эти слезы настоящими. К тому же у беременных случаются спонтанные перепады настроения.

— Это-то тут при чем? — я вложил в свой голос как можно больше недоумения. — Не смешивай мягкое с круглым.

— Но что я должна думать?

— Ты должна думать в первую очередь о своем ребенке, — наставительно произнес я. — А не выполнять странные просьбы каких-то знакомых… Кто они, кстати?

Она на секунду замешкалась.

— Ты их не знаешь!

— Откуда тебе это известно? Раз они знают обо мне, то и я могу о них знать. Москва — всего лишь большая деревня, слышала об этом? Мы с тобой, кстати, находимся на том месте, где совсем недавно была деревня, Аксиньино называлась.

Это было не совсем так, но вряд ли Ирина сейчас находилась в том состоянии, чтобы опровергать меня историческими фактами.

Она всё ещё колебалась, а я не торопил события, лишь внимательно смотрел на неё. И она не выдержала.

— Марк Морозов, — тихо сказала она.

— Тоже работает у вас?

Такой фамилии Орехов не слышал, по ориентировкам этот человек не проходил, что, впрочем, было вполне логично, если Морозов не относился к творческим людям и пока не натворил никаких заметных дел — как та же Надежда Емелькина, — а лишь тихо перечитывал по ночам «Архипелаг ГУЛАГ». Правда, в эту теорию не вписывалась его просьба Ирине поговорить со мной о делах службы, но эту ниточку в любом случае придется отрабатывать — может, не мне, а профильным коллегам. Хотя с Денисова станется повесить на меня и этого Морозова. Вот не было забот, купила баба порося…

— Нет… он программист, но в другом институте, и кандидат математических наук.

С этими установочными данными найти Морозова было проще простого — я уж думал, придется пытать Ирину на предмет других подробностей жизни этого несомненно великого диссидента.

— Понятно, — кивнул я. — А больше он ничего не просил узнать?

На этот раз Ирина колебалась значительно дольше.

— Просил…

— И чего же он ещё хотел?

— Дату суда над Владимиром… — еле слышно пробормотала она.

— Буковским?! — воскликнул я. — А у этого твоего Морозова губа не дура… дай ложку, дай говно… С чего он вообще взял, что я в курсе, когда и кого судят?

— Ну ты же в Комитете работаешь… — Ирина была готова разреветься.

— У нас много кто работает, потому что тех, кто не работает — увольняют. Такова се ля ви, — сказал я. — Вот что, Ирина… хочешь, кстати, ещё торта?

Она молча помотала головой.

— Ну да, много сладкого вредно, — улыбнулся я. — Но чай я тебе всё-таки налью.

Я встал и подчеркнуто повернулся к ней спиной, загремев чайником. Пусть видит, что я чувствую себя хозяином положения. Она ничего не сказала.