— Так что, товарищ Якир, — я выделил голосом слово «товарищ», показывая, что предстоящая беседа будет мирной — насколько это возможно в наше время, — поговорим или мне идти к телефонному аппарату?
Он потух, словно где-то внутри его тела выключился невидимый реактор, и уже не смотрел на меня с ненавистью и раздражением — теперь его взгляд выражал, скорее, опаску. Я был неизвестной величиной, а любой человек боится неизвестности.
— Поговорим, — пробормотал он и чуть отступил назад.
— Тогда давайте на кухне? — предложил я. — А то в комнатах коллеги наследили.
Он согласился.
Наверное, мне стоило сразу переходить к тому, что меня интересовало. Но я решил зайти издалека.
— Вам эту квартиру после реабилитации дали? — спросил я, хотя и сам знал ответ.
Жена Якира ничего не сказала — она сразу отвернулась, чтобы поставить чайник. Да и вообще, насколько я мог понять, была женщиной молчаливой, задавленной домашним бытом и авторитетом мужа. Но сам Якир в разговор включился.
— Да, сразу после возвращения в Москву, — с плохо скрытой гордостью подтвердил он. — Водки не предлагаю, нету.
Я покосился на холодильник.
— Водки не надо, благодарю, — сказал я. — Чаю, пожалуй, тоже, не хочется в разгар разговора бегать в уборную.
Я улыбнулся, давая понять, что почти шучу. Но в моей шутке была лишь доля шутки — я уже увидел посуду, присутствующую в этом жилище, она была похожа на хозяина — весьма расхристанная и неухоженная. Впрочем, для бывшего зека и будущего алкоголика Якир выглядел вполне презентабельно. А вот его жена мне не понравилась — вернее, не понравилось её состояние. Судя по всему, лагеря оставили ей на память серьезно подорванное здоровье; я не помнил подробностей, но, кажется, и дочь она рожала ещё за колючей проволокой — что тоже вряд ли шло на пользу женскому организму[18]
.— Валюша, оставь, я тоже тогда не буду, — сказал-приказал Якир.
Она послушно выключила газ.
— Я тогда пойду… не буду мешать, — и робко глянула на меня.
Я благосклонно кивнул. Мне на её присутствие было всё равно — есть она, нет её, я всё равно буду говорить то, что и собирался. Но дождался, пока за ней не хлопнула дверь дальней комнаты.
— Виктор Орехов, старший оперуполномоченный пятого отдела управления КГБ по Москве и области, — представился я.
И очень внимательно посмотрел на собеседника. Он не подвел.
— Не скажу, что приятно познакомиться… Ну меня ты знаешь… иначе не сидел бы тут. Так чего ты хотел, чекист? — Якир зыркнул на меня исподлобья, и взгляд его был очень недобрым.
— ЧК упразднили 6 февраля 1922 года, — поделился я знаниями с уроков истории. — Так что ваш выстрел ушел в молоко, и теперь моя очередь. Вам что-нибудь говорит имя Николая Гуля?
Якир на пару мгновений задумался.
— Нет. А должно?
— Бог знает, а я нет, — снова улыбнулся я.
— Кто это хоть? У меня много народу бывает, я всех и не вспомню.
— Танцор из музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, — пояснил я. — Не солист, из кордебалета, третий стражник во втором ряду в «Борисе Годунове». Или второй лев в «Баядерке». В общем, вы, надеюсь, поняли.
— Понял, что не Нуреев, — пробормотал Якир. — Но каким боком…
— Дело в том, что одна из моих обязанностей — проверять артистов труппы перед загранкомандировками, — не совсем вежливо перебил я его. — Сами же вспомнили Нуреева, так что, думаю, согласны, что проверять балетный народ надо очень пристально.
— Не согласен, пусть едет, кто хочет, — он снова набычился.
— Если будет принято такое решение на уровне ЦК — почему бы и нет, я разве против? — почти искренне удивился я. — Правда, в этом случае, скорее всего, будут другие условия обучения и работы, но ведь главное — свобода?
Он помотал головой.
— Я не понимаю, к чему ты ведешь? Какое я имею отношение к какому-то пидарасу из этого… музыкального театра?
— Он не педераст, тут вы снова промахнулись, это известно достоверно, — я весело посмотрел на собеседника. — А к вам у него непосредственное отношение. Так получилось, что его застали за чтением книги писателя Войновича «Приключения солдата Ивана Чонкина». Машинописной копии, разумеется, поскольку официально эта книга в СССР не печаталась. И знаете, что показал артист балета Гуль во время опроса?
— Н-ну?
Кажется, мне удалось довести Якира до кондиции — он с трудом сдерживался, чтобы не вцепиться в меня. Но и перегибать палку мне не хотелось.
— Что он получил копию этой книги у вас! — торжественно объявил я.
— Да? — Якир как-то даже расслабился. — И что?
В принципе, он был прав. Самиздат самиздату рознь, и за «Чонкина» его даже не пожурили бы, всего лишь отобрали бы все найденные копии — и дело с концом.
— Ничего, — я безразлично пожал плечами. — Хочу уточнить — давали ли вы артисту балета Гулю копию романа писателя Войновича?
— Может, и давал, — вальяжно ответил Якир. — А, может, и нет. Говорю же — народу много ходит, всех не упомнишь. Копия ко мне попадала, тут отпираться не буду. От кого — запамятовал, звиняй, начальник. Возможно, этому вашему Гулю я её и отдал, потому что сейчас у меня этой копии нет.