Спасите наши души

Я его понимал — мне тоже не улыбалось провести тут следующий час ради неизвестно чего. Но и упускать Морозова я считал неправильным. Правда, при этом я не очень понимал, что с ним делать дальше — только что расспросить о том, что меня интересует, да порекомендовать покончить с переживаниями и вернуться на работу. В конце концов, он делал важное для страны дело. Но это в том случае, если Морозов сдуру не признается, что именно он ударил Ирину палкой. А если признается…

В этом случае всё было чуть посложнее — его придется вести в то отделение милиции, на территории которого произошло нападение, отдавать местным операм, чтобы те понадежнее изолировали бы Морозова от общества, а самому двигаться в Контору, чтобы через Денисова пробивать передачу дела нам. В общем, выходных у меня не будет. Правда, их не ожидалось при любом исходе, и из-за этого я чувствовал к Морозову самую настоящую классовую ненависть.

* * *

— Полседьмого, — мрачно сказал Макс.

Я и сам знал, сколько сейчас времени. В принципе, наверное, можно было спокойно уезжать, но меня останавливало несколько причин. Объявить Морозова в розыск было невозможно — формально он ничего не натворил, не пропал, с его прогулами у Миля должен разбираться не КГБ, а тамошний отдел кадров. Да и проблемы это недодиссидента с настоящими диссидентами не описывал ни уголовный, ни административный кодекс. В общем, как бы мне ни хотелось видеть его у себя на допросе, оснований для этого не было никаких. В его нападение на Ирину я не верил, несмотря на слова Денисова, так что и это дело ему пришить, скорее всего, не удастся. Оставался вот такой кавалерийский наскок, который и пытались применить мы с Максом сегодня, но, похоже, наш удар пришелся в пустоту.

Я вздохнул.

— Слушай, Макс, ты давай, уезжай, а я ещё тут с полчасика покручусь, — решился я. — Тоже, наверное, впустую, но хоть совесть будет спокойна.

— А у меня, значит, совести нет? — грустно ухмыльнулся он.

— Ты сегодня уже своё отработал, так что вали, пока я добрый, — не остался я в долгу.

— Ну смотри, как знаешь, — Макс пожал плечами.

Я вылез из машины, она мигнула фарами, развернулась и медленно поползла к выезду на дорогу. Я проводил её долгим взглядом и пошел в подъезд.

Тут я ещё ни разу не был, но, в принципе, обстановка внутри оказалась ожидаемой — облезлые, давно не крашеные стены в зеленых тонах, грязноватая побелка со следами от бычков и грязь на лестницах и площадках. Дверь в квартиру Морозова ничем не отличалась от других дверей — такая же хлипкая деревяшка, обитая старым кожзамом, который давно следовало поменять.

Я снова вздохнул, нажал на кнопку звонка и приготовился ждать. Но к моему удивлению, дверь распахнулась сразу, словно кто-то в квартире ждал моего визита. И ещё больше меня удивило то, что этим кем-то был сам Морозов.

— Вы к кому? — грозно спросил он.

Ну или хотел спросить грозно, а получилось не очень.

— К вам, Марк Аронович. КГБ СССР, управление по Москве и Московской области. Могу я войти?

А ещё меня удивило то, что Морозов меня не узнал; видимо, он меня никогда не видел, ему не показывали на меня пальцем с заданием завербовать конкретно этого старшего лейтенанта госбезопасности. Поэтому я не назвал свою фамилию, прикрывшись тем, что у нашей организации было длинное и грозное имя. Заодно я лихорадочно прокручивал в голове события последних полутора часов — где-то мы с Максом лоханулись, и объект сумел проскочить мимо нашей машины в свой подъезд.

Морозов слегка распетушился — я уже ожидал, что он откажется говорить со мной без своего адвоката или что-то вроде этого, но он потух также быстро, как и возбудился. Открыл дверь пошире, отступил в сторону.

— Проходите… на кухню, — сказал он тихо. — В комнате жена с ребенком.

— Понимаю, — также тихо ответил я. — Я ненадолго.

В этой квартире было очень бедненько, но при этом — почти стерильно чисто. Лишь запахи выдавали неблагополучие, мне они напомнили о больничной палате; впрочем, самых густым был запах чего-то тушеного, и шёл он с кухни.

— Жена готовит… — виновато произнес Морозов.

— Понимаю, — повторился я.

На кухне тоже ничего особенного не было. На небольшой площади стояла плита, рядом с ней — небольшой столик и в углу — раковина; вся эта конструкция заменяла наборные модели, которые уже набирали популярность. В моей квартире, например, было нечто подобное — на что-то изысканное Орехов не сподобился, а я пока не успел озаботиться. Старый, поцарапанный и громкий холодильник «ЗиЛ», ещё один маленький столик, половину которого занимала хлебница и какая-то трогательная композиция с искусственными цветами. Я решил, что эти цветы — дело рук супруги Морозова, которая пыталась добавить в это место хоть немного уюта. Попытка, впрочем, изначально была обречена на неудачу.

Обстановку кухни венчали две тяжелые табуретки, которые мы с Морозовым и заняли.

— Чем обязан?..

Он слегка запнулся, поняв, что не знает моего имени, а я сделал вид, что всё в порядке.