В очередной раз, даже не отдавая себе отчета, Вильнёв-Касень присвоил себе право говорить от имени всех сеньоров. Он выступал с самодовольством глашатая общего мнения, хотя в своем кругу над ним хором насмехались за всем известную глупость, хотя и побаивались из-за высокопоставленной поддержки. Роберт сам с трудом его выносил, потому что ощущал себя в схожем положении: ровни его презирали. С той единственной разницей, что
Роберт дернулся, услышав, как фамильярно Боэмунд Тарентский обратился к шурину его главного союзника. Он собрался было призвать его к порядку, но быстро одумался. Князь Тарентский был не из тех, с кем можно обращаться необдуманно, а момент прямой конфронтации еще не наступил.
– Генеральное наступление? – вмешался сеньор, сидевший в конце стола, имени которого Роберт даже не знал. – Предполагаю, вы говорите об искоренении атамидов?
– Да, именно это я и имел в виду, – подтвердил Вильнёв-Касень. – Самое время избавить планету от копошащихся на ней паразитов и передать ее всю целиком людям.
– Весьма амбициозная цель, с которой я, разумеется, полностью согласен, – продолжал его собеседник. – Однако, на мой взгляд, нашего личного состава явно недостаточно для осуществления подобного плана. Армии крестоносцев не по плечу совладать с целой планетой!
Большинство присутствующих сеньоров согласно закивали. Раймунд де Сен-Жиль поспешил взять слово, пока его шурин окончательно не допек всех своими помпезными и витиеватыми речами.
– Наша армия располагает вполне достаточными ресурсами для выполнения требуемой задачи. Атамиды колонизировали далеко не всю планету – максимум экваториальную и субтропическую полосы, – и значительную часть их мы уже убили. Кстати, в таких количествах, что избавление от трупов становится серьезной проблемой. В любом случае речь никогда не шла о том, чтобы уничтожать их по одному! Нам достаточно расчистить территорию с помощью импульсных бомб горизонтального действия. Возможно, это не вполне вписывается в военный кодекс чести, зато так намного быстрее!
И вновь собравшиеся согласились с подобным проявлением здравого смысла. Сеньоры отнюдь не горели желанием подвергать опасности свой драгоценный контингент, если этого можно избежать, пусть даже используя столь отвратительное оружие, как импульсная бомба горизонтального действия.
Услышав такую реакцию, Годфруа Бульонский исподтишка бросил яростный взгляд Боэмунду Тарентскому, на который старый нормандец ответил незаметным движением головы, советуя проявить сдержанность.
Этот молчаливый диалог не ускользнул от Роберта де Монтгомери. Он не удержался от соблазна вставить шпильку.
– Ну же, господин герцог Нижней Лотарингии, не сидите с таким лицом! – язвительно воскликнул он. – Что случилось? Вам не нравится убивать атамидов?
Годфруа медленно повернулся к претору. Казалось, несколько секунд он разрывался между желанием дать отповедь Роберту, как уже сделал однажды на одном из первых заседаний Совета крестоносцев, и необходимостью сохранить самообладание перед лицом врага, у которого на руках оказались более сильные карты. В конце концов, не сказав ни слова, он отвел глаза. Чтобы рассеять неловкость, собрание сеньоров поспешило продолжить обсуждение.
В последнее время Роберт наслаждался, видя, что его главные противники вынуждены хранить молчание из-за того, что контроль над армией теперь перешел к нему. И все же, зная проклятого Годфруа Бульонского, он считал, что этого недостаточно. Ему хотелось раздавить его. Этот человек олицетворял все, что Роберт ненавидел в высшей знати, все, чем он так никогда и не смог стать, и пока он раз и навсегда не выведет его из игры, он не получит полного удовлетворения.
Однако к большому неудовольствию нормандского герцога, ему не удавалось нащупать реальную уязвимую точку в броне герцога фламандского. В его прошлом не нашлось ничего постыдного, ничего, что позволило бы публично предъявить ему обвинение, – и вовсе не потому, что плохо искали. К тому же никто не соглашался лжесвидетельством очернить его в суде. Даже эта итальянская дура, амазонка, которая, несмотря на все причины злиться на умеренных, в итоге отклонила предложение, которое он ей сделал.