Спаситель мира

Почти физически ощутимая тревога, царившая в караване все утро, сменилась внезапным взрывом радости. Атамиды, счастливые тем, что ускользнули – пусть временно – от человеческих монстров, обнимались, плакали и смеялись одновременно. Эйфория продлилась до вечера, когда, после долгого дня дороги и опостылевшего возведения лагеря, был устроен праздник в честь наблюдателей, которые столько раз на этой неделе рисковали жизнью, и Танкреда, который, по общему мнению, спас караван. Все семьи собрались у костров, чтобы танцевать и веселиться до поздней ночи.

Для пиршественного стола забили несколько животных, составлявших скудное пищевое поголовье племени – удовлетвориться сушеным мясом при подобных обстоятельствах было недопустимо. Маленькие четвероногие с бурой шкурой считались у атамидов лакомством, и они от всего сердца поделились им с людьми-беглецами. К жестокому разочарованию этих последних, потому что мясо животных оказалось отвратительным на человеческий вкус. Ленард Линден даже шепнул Танкреду со своим немецким акцентом:

– У меня полное ощущение, что я жую пропитанную желчью печень. Как только они отвернутся, рвану к нашим припасам и сожру кило сахара, чтобы перебить этот вкус!

А вот Танкреду все было нипочем. Сейчас он мог проглотить что угодно, так он был доволен. Все его действия после дезертирства обрели смысл: он спас этих людей

. Если бы не он, воины попытались бы напасть на коммандос, и те уничтожили бы караван. И даже если бы воины выбрали бегство, крестоносцы безусловно рано или поздно нагнали бы атамидов, и никто не ушел бы живым.

Приняв участие в позоре девятого крестового похода, став соучастником такого крупномасштабного преступления, на какое способно только человечество, он сегодня хоть немного искупил причиненное зло.

Неожиданно слева от себя он увидел, что Клотильда вскочила и крикнула Альберику, чтобы он подошел к ней. Тот нехотя повиновался и, весь пунцовый, оказался в центре всеобщего внимания, потому что Клотильда заставила его танцевать, насколько мог судить Танкред, который сам был очень неважным танцором, сальтареллу. Атамиды, которые сперва удивились такому поведению всегда очень сдержанных людей, заразились энтузиазмом девушки и вскоре начали что-то выкрикивать и хлопать ладонями по бедрам, чтобы подбодрить парочку.

Подражая Льето, который вносил свой вклад во всеобщее ликование, засунув пальцы в рот и издавая пронзительный свист, Танкред постарался морально поддержать друга, и стал хлопать в ладоши, отбивая ритм, чтобы помочь бесплодным попыткам бедного Альберика поспевать за движениями Клотильды. Взволнованный этим взрывом коллективной радости, нормандец вдруг почувствовал себя раскрепощенным, как никогда. Он был просто-напросто счастлив.

– Приди

…

Танкред сразу узнал мысленный голос Тан’хема. Уже совершенно освоившись с таким способом общения, не требующим непосредственной близости к говорящему, он поискал глазами в толпе старого мудреца и в конце концов обнаружил его чуть в стороне от веселья. Рядом находился Арнут’хар.

Экс-лейтенант немедленно присоединился к ним, и они ушли подальше от шумного веселья, покинув свет больших костров, чтобы погрузиться в ночную тьму. Оба атамида молчали. Несмотря на три недели, проведенные в их обществе, Танкред все еще затруднялся по выражению лиц определять настроение мудрецов или крестьян. А уж воинов – и подавно. Чешуйчатые пластины, заостренные клыки, желтые глаза, хитиновая бахрома – весь их облик был гимном войне, боевым знаменем, сотканным миллионами лет эволюции, чтобы внушать ужас, а вовсе не выражать нюансы чувств.

Они остановились метрах в ста от праздника. Арнут’хар повернулся к Танкреду и, глядя куда-то вдаль, как если бы не хотел смотреть на человека, сказал:

– Мх’жор калхун, рак’хац хак’ар.

– Ты был прав, а я был не прав, – мысленно перевел Тан’хем.

– Ун’атар этх’р секар, тер эдор надухл, тан’ор аденер комрот еноц. Аб’дукар, ак’натац!

– Твое ви́дение ситуации было верным, – продолжил Тан’хем, – и за прошедшую неделю ты много раз помогал мне избежать ошибок. Прими мою благодарность!

Танкред уже собрался ответить, что ему было намного проще помешать сработать человеческим приемам преследования, чем атамиду, но, очарованный проявлением раскаяния таким военачальником, как Арнут’хар, только коротко кивнул. По-прежнему не глядя на Танкреда, огромный воин повторил его движение и ушел, не добавив ни слова.

– Ты правильно сделал, что промолчал, – заметил Тан’хем, от которого не ускользнула мысль Танкреда. – Ему и так было нелегко. Если бы вдобавок он подумал, что ты его жалеешь…

– Понимаю, – бросил Танкред.

На самом деле он просто не знал, что ответить.