Спаситель мира

Потом, словно по волшебству, толчки прекратились, и Танкред почувствовал, что его центр тяжести сместился, как если бы он падал в пустоту. Он еще крепче вцепился в поручни и понял, что он летит. Ночь была такой черной, что он не мог определить, на какую высоту они поднялись, но огни каравана уже казались совсем маленькими и далекими.

– Анк’маре ту иу’ил? – бросил Джена’эрекку.

– Да, да, все в порядке, – наудачу ответил Танкред.

Он опасался, что почувствует дурноту из-за хлопанья крыльев, но был удивлен, найдя ощущение очень приятным. Длинные перепончатые крылья атамида при каждом взмахе производили глухой глубокий шум, напоминая пассажиру мерное движение маятника, которое как будто укачивало его. Но Танкред не заснул бы ни за что на свете. Он летел!

Пусть он за свою жизнь пользовался самыми разными летательными аппаратами, никогда еще он не испытывал такого достоверного ощущения. Он по-настоящему летел! Открытый обзор перед ним и взмахи крыльев атамида даже создавали поразительную иллюзию, будто он держится в небесах своими собственными силами! Это так пьянило, что с его лица не сходила улыбка.

Потом, будто спектакль так и был задуман, чтобы идти по нарастающей, над горизонтом взошла альфа Центавра С, залив всю т’уг мягким алым сиянием и обозначив на дюнах стелющиеся тени. Скальные массивы осветились, и маленькие песчаные торнадо, вызванные резким понижением температуры, заискрились в лучах далекой звезды, чьи размеры не достигали и половины полной луны. Танкред прикинул, что они летят на высоте около двухсот метров.

Прошло довольно много времени, и рельеф поверхности начал повышаться. Дюны сменились гранитными пластами, а те скоро превратились в отроги горной цепи. Полностью поглощенный уникальным опытом полета, Танкред не подумал вычислить траекторию Джена’эрекку. Теперь он решил, что из лагеря они вылетели на юго/юго-восток и покрыли двести – двести пятьдесят километров. Но не исключено, что он от начала до конца ошибался. Он даже не мог сказать, сколько времени они уже в воздухе.

Сейчас, когда они летели над горами, в атмосфере возникали такие турбуленции, что атамид иногда одним махом терял десятки метров высоты, что всякий раз вызывало тревожный возглас пассажира, тут же переходящий в простодушный радостный смех. Чем больше проходило времени, тем сильнее эти переживания вызывали в Танкреде прилив примитивных и мощных чувств, создающих иррациональное впечатление, что они с Джена’эрекку едины, что он сам стал язе’эром. Ступор, в который его вогнали ритмичные взмахи, затмевал разум; развернутые по обе стороны могучие перепончатые крылья казались продолжением его тела.

Теперь он отчетливо ощущал биение сердца атамида, чья пульсация совпадала с его собственным, словно кровь Джена’эрекку текла непосредственно в его венах, питая мускулы и настолько обостряя все чувства, что сейчас он видел в темноте, как могут видеть только язе’эры, различая мельчайшие детали на поверхности несущейся под ним земли. Его кожа реагировала на малейшее изменение температуры воздуха или ничтожные колебания давления. Его нервы ритмично напрягали и расслабляли мускулы, передавая импульс и накачивая тяжелое движение огромных крыльев вверх и вниз…

Внезапно испугавшись силы этого ощущения, нормандец, чтобы прийти в себя, тряхнул головой и глубоко вдохнул ледяной воздух. В это мгновение Джена’эрекку пошел на посадку.

Соприкосновение с землей было болезненным. Мессенджер Танкреда показывал половину третьего утра. Значит, он провел в седле четыре часа, и, когда он ступил на твердую почву, тело напомнило ему об этом. Негнущиеся суставы захрустели, как сухое дерево.

Джена’эрекку опустился на пятачок, прилепившийся к склону горы. Скалистая площадка заканчивалась выступом, нависавшим над теряющейся во тьме обрывистой кручей. Танкред предположил, что добраться сюда можно только по воздуху, но, вероятно, существует и дорога, просто ее не видно в темноте. Альфа Центавра С едва позволяла различить скалы, громоздившиеся здесь на высоте полета хищных птиц; однако, заметив среди них темное пятно, чернее всего окружающего, Танкред понял, что там находится вход в пещеру. Он бросил вопросительный взгляд на Джена’эрекку, и тот кивком подбодрил его, предложив двигаться дальше. От разгоряченного полетом атамида шел такой жар, что все его тело окружили завитки пара, отсвечивающего в слабеньких лучах красного карлика на ночном небе Акии.

Напряженный, как тетива лука, с тревожной складкой на лбу, Танкред медленно подошел к темному отверстию. Оттуда не доносилось ни звука. Вход был не шире обычной двери дома. Не раздумывая, он вошел.

Внутри царила полная тьма.

Он подождал несколько секунд, чтобы дать глазам привыкнуть. Начав различать стены, он сделал несколько осторожных шагов и прикоснулся к ним рукой. Скала была холодной и шероховатой. Его пальцы нащупали продольные бороздки.