Спаситель мира

Поднятые войсками на равнине огромные столбы пыли надолго оставляли за собой тянущиеся к небу вертикальные следы. Едва оказавшись в т’уге, легионы, спускающиеся по склону горловины долины, разделялись, чтобы плотнее окружить лагерь крестоносцев. Мощная волна атамидов, прежде сдерживаемая в проходе не шире четырехсот метров, казалось, внезапно словно уменьшалась по сравнению с необъятностью аллювиальной равнины[42]. Группы расходились, эскадроны терялись на охристом фоне этого океана иссушенной земли. Только видимые до самого горизонта, насколько хватало глаз, колонны пыли напоминали о том, что, даже рассеявшись, эта армия тем не менее окружала Новый Иерусалим.

Между тем движение войск создавало массу проблем. У атамидских воинов не было никакого опыта в массированных военных перемещениях, и неизбежная несогласованность грозила сорвать запланированное развертывание сил на равнине. Иногда друг с другом сталкивались целые эскадроны, что моментально создавало неразбериху и беспорядок. К счастью, военная подготовка, которую многие атамидские вожди прошли под руководством Танкреда и Льето, не позволила этим осложнениям перерасти в настоящий хаос. Предполагалось, что установленный у выхода на равнину оперативный центр через несколько часов позволит лучше координировать движение войск.

Внимание друзей привлекла приближающаяся к ним особенно высокая фигура. Это был Арнут’хар. Сегодня он надел полную атамидскую броню, прикрывающую белыми пластинами те части тела, которые не защищены естественным образом широкими коричневыми чешуйками. Вместо того чтобы надеть броню на обнаженное тело, как это принято у идущих в бой атамидских воинов, он облачился в традиционную одежду – длинное полотнище цветной ткани, поддерживаемое яркими шнурами. Танкред знал: это означает, что предстоит особая битва.

Воин остановился между двумя боевыми першеронами. Его голова оказалась на уровне животов всадников. Увенчивающий ее яркий оранжевый гребень подчеркивал золотистый отблеск его зрачков. В его взгляде полыхал огонь.

– Ты… – начал Арнут’хар, обращаясь к Танкреду. – Ты, спуститься… со мной… Солдаты должны тебя си’нар… тебя видеть. Ук нах’тар!

Хотя французский язык Арнут’хара еще оставался в зачаточном состоянии, успехи, достигнутые вождем за несколько недель, вызвали глубокое уважение Танкреда. По сути дела, на Акии Центавра не существовало самого понятия иностранных языков. Все этнические группы планеты говорили на одном языке, и только легкие различия позволяли определить, откуда родом собеседник.

Танкред кивнул:

– Хорошо, Арнут’хар. Я иду с тобой. Но не забудь, что мы скоро выступаем. И должны еще кое-что сделать до начала сражения.

– Арнут’хар… не забыть! – ответил высокий атамид.

Когда Арнут’хар, развернувшись, принялся спускаться по склону, по которому только что поднялся, экс-лейтенант НХИ бросил последний взгляд на город крестоносцев и подумал, что Клоринда там и наверняка тоже наблюдает за собравшейся огромной армией противника.

После чего он перевел рукоятки управления першероном в рабочее состояние и тоже направился вниз. Рыхлая почва проседала под копытами тяжелого скакуна, оставлявшего позади себя клубы пыли и вызывавшего мелкие осыпи камней впереди. Льето следовал за своим командиром.

Ты живой.

Такова была первая фраза, произнесенная Клориндой, когда он подошел к ней во время засады. С тех пор эти два слова постоянно звучали в его мозгу. И ни тогда, ни сейчас, почти месяц спустя, он не мог бы с уверенностью сказать, что в ее словах прозвучало облегчение. В конечном счете тон, которым она их произнесла, вполне сошел бы и за упрек.

После того что ты сделал, я бы предпочла, чтобы ты умер. Принять это было бы легче.

Разумеется, ничего подобного молодая женщина не сказала. Однако Танкред так отчетливо расслышал эти слова, будто она действительно произнесла их. И они причинили ему чудовищную боль. Ему удалось не показать этого, но он прекрасно знал, что она все поняла. И ему стало так тяжело, что он чуть было не выложил ей все, от начала и до конца. Чуть было не сказал, что вся ее вера, которая так много для нее значит, зиждется в худшем случае лишь на самозванстве, а в лучшем – на простом недоразумении. Чуть было не сказал, что ее безоговорочная преданность этому походу навязана ей лжецами и манипуляторами.

Но передумал. Зачем? Она не стала бы его слушать, к тому же он не мог решиться заставить ее страдать. А главное, он втайне надеялся, что некие исключительные обстоятельства когда-нибудь снова соединят их.

Его першерон вдруг поскользнулся и пролетел вперед чуть не на метр, заставив Танкреда резко потянуть рукоятки управления на себя. Заметив, что конь едва не встал поперек склона, он сдвинул одну из рукояток вперед, а другую назад, выравнивая круп першерона параллельно спуску. После чего продолжил спуск.