Спаситель мира

Но сегодня последнее, что занимало Юс’сура, – это быть хорошим атамидом. Предок чувствовал огромную усталость. С тех пор как он несколько недель назад стал жить с людьми, а племенные военачальники собрали самую большую на памяти атамидов армию, ему приходилось постоянно сталкиваться с эмоциональными флуктуациями, которые излучали окружающие его существа. Эта свистопляска порождала настоящие психические атаки, а он должен был непрестанно выдерживать их натиск. С одной стороны разъяренные атамиды, которых сводит с ума боль от потери тех, кого они любили, и приводит в эйфорию мысль о мщении; с другой – люди, перевозбужденные предвкушением прославить в сражении своего вымышленного бога, но испуганные тем, что вскоре им предстоит столкнуться почти на равных с врагом, которого прежде побеждали только с позиций явного превосходства.

Ук! Абсурд! Столько живых существ, собравшихся в одном месте с единственной целью уничтожить как можно больше жизней!

Их чувства были так сильны, что вызывали мощные психические приливы, от которых он безуспешно пытался защититься. Вот почему он выбрал своим жилищем это место, «келью», как говорили его новые друзья-люди, каменную полость в самом сердце пещер. Пусть преграда была чисто символической – толщина скал, отделявших его от внешнего мира, какими бы мощными они ни были, не могла сдержать наплыва психических волн, которые постоянно грозили его захлестнуть, – но обеспечиваемое ею чувственное уединение позволяло Юс’суру легко входить в состояние медитации и частично абстрагироваться от внешней сумятицы. Во всяком случае, до сегодняшнего дня.

Сегодня ткань Ут’атипианка была разорвана, искажена! Сегодня мир мысли погрузился в хаос.

Ментальные флуктуации живых существ, с которыми Юс’сур ощущал связь, будь то по собственной воле или в силу обстоятельств, невероятно разрастались, пока не превратились в настоящий ра’фтах, чудовищную всепожирающую песчаную бурю, которой ни одному атамиду не доводилось увидеть дважды в жизни и в которой никто никогда не выживал. Вокруг Предка, нанося яростные удары в выставленные им ментальные щиты, бушевали психические торнадо. Чувства, доносившиеся до него из т’уг, окружающей человеческий город, были так напряжены, что даже покой кельи больше не позволял ему погружаться в спасительную медитацию. В двух часах полета от убежища Юс’сура повсюду клубились страх и ярость; обрывки мыслей сталкивались между собой; слышались пронзительные отголоски первобытных инстинктов.

Я ничего не могу сделать для них! Я не могу ничего сделать даже для себя!

Юс’суру показалось, что внутри его зарождается страх. Прежде это чувство было ему незнакомо.

Какая беспомощность! Неужели это и означает быть Предком? Смиряться с тем, что не можешь помочь своим? Тогда для чего мы нужны? Или мы просто самозванцы? Вся эта прекрасная наука, все эти прекрасные мысли! Все бесполезно!

В этот судьбоносный день Юс’сура как никогда мучило то мерзкое чувство вины, которое преследовало его уже месяцы и годы. Потому что в определенном смысле он был в ответе за эту трагедию.

А’а положил ей начало, Юс’сур завершил дело. Вот что запомнят будущие поколения. Если только еще осталась надежда на существование будущих поколений.

Начав с поиска идеального психического равновесия, на многие годы отделившись от своего народа, решив, что он не желает вмешиваться в чисто материальные дела этого слишком прозаического мира, даже когда чужеродные пришельцы, в чьих головах роились мысли невероятной черноты, добрались до него, чтобы выслушать историю его собственного прошлого, Юс’сур закончил тем, что соорудил костер, на котором вот уже несколько месяцев заживо сгорают его соплеменники.

ХВАТИТ!

Юс’сур резко вскочил со своего ложа и принялся мерить келью шагами. Ему пришла в голову неожиданная мысль: мало того что он ответствен за эту катастрофу, к тому же он еще и ничего не делает, а только плачется на судьбу.