«Спасская красавица». 14 лет агронома Кузнецова в ГУЛАГе

Ночь я провел на вокзале. Ночью выйдешь на улицу подышать свежим воздухом, всюду проходит народ, и никто тебе не говорит, что выходить нельзя…

На другой день встали утром, позавтракали, и примерно около трех часов дня нам сказали идти на посадку. Просто не верилось: 14 лет без вооруженного конвоя ни на шаг, а тут объявляют – иди, пожалуйста, как наравне со всеми гражданами…

Забрав свой скудный скарб, я отправился к своему составу. На путях я увидел прекрасные цельнометаллические вагоны с прекрасной отделкой, с широкими окнами, а внутри вагона виднелись зеркала, вагоны были третьего класса.

Видя такие прекрасные вагоны, я пришел в неописуемый восторг. Уж очень они мне понравились, и я не удержался и свой восторг выразил вслух: «А вот бы нам в таких вагонах ехать до Москвы!»

И что ж, когда я подошел к нашему поезду и вошел в вагон, то моей радости не было конца, как все здесь было хорошо, чисто и красиво. В каждом купе зеркало, и это в вагоне третьего класса.

Проводница вагона нас приняла очень гостеприимно. Нам каждому было выделено свое место.

Наступило время спать, как-то становилось странно, что второй раз без вечерней поверки, а их за 14-летнее пребывание в лагере было произведено 5123.

Мне невольно вспомнилась поездка из Москвы до Коми, когда нас везли в двухместном купе 9 человек, вместе с парашей, да еще в летнее время, или когда из Коми АССР в Спасск в телячьем вагоне с проверкой без последнего и с деревянным молотком в руках проверяющего…

Здесь мы были избавлены от таких издевательств. Я здесь ехал полноправным гражданином Советского Союза.

В вагоне ехали два молодых человека с целинных земель, они по нашей просьбе рассказали нам вкратце, как на целине идет работа и какие на первых порах приходится преодолевать организационные трудности. И все же, несмотря на ряд организационных трудностей, работа по освоению целинных земель идет хорошо…

Поезд двигался вперед, вот скоро Москва, в которой не был четырнадцать лет с лишком. Как-то она меня примет? Дадут ли хоть ночку побыть в ней вместе с родными и близкими?

Я знал, что в квартире продолжают жить гнусные стукачи…

Утро 11 мая 1955 года поезд пришел на Казанский вокзал. Выхожу из вагона, у вагона нет встречающих из моих родных, а ведь я дал из Караганды жене телеграмму с указанием номеров поезда и вагона, но, подавая телеграмму, я указал не тот номер вагона, так что они подошли к вагону, указанному в телеграмме.

Я свою ошибку уяснил, а они уже были там. Встречающими были жена, ее сестра и племянница с мужем[105].

Встреча после 14-летнего изгнания была горячо—радостная. Еще не так давно ни у меня, ни у моих родных никакой надежды на эту встречу не было, да еще где – в Москве!

Взяли такси и поехали к себе домой. Через несколько минут я уже был дома. Какая была радость после столь продолжительного лагерного заточения быть дома, в кругу семьи и родных!

В комнате все было без изменений, только сменены обои. Такая же чистота и порядок, как будто бы я был в командировке несколько дней, а их, дней-то, прошло примерно 5129, и вот я снова явился домой.

Стол был к моей встрече накрыт, как умела накрывать моя дорогая женушка, а она умела накрывать и встречать дорогих и желанных гостей, а я у нее был самым дорогим и желанным…

Сели за стол, все веселые, все рады такой встрече, у одного меня в голове глубокая, тревожная, неотвязная думка, что вот-вот откроется дверь и в комнату войдет участковый и потребует у меня документы на право пребывания в Москве. Но все обошлось благополучно – участковый не пришел.

Два дня я не выходил на улицу, боясь показаться на людях; на третий день поехал в Воскресенск Московской обл. в сопровождении своих друзей по несчастью.

В Воскресенске нашел комнату с оплатой 100 рублей в месяц. Хотя для меня это было непосильно, что ж сделаешь, в Москве жить не разрешали, я ведь был не уркач!

С квартирой устроился, хотя и не в Москове, теперь надо хлопотать о реабилитации и одновременно о проживании в Москве.

Для этого мне пришлось много приложить труда, особенно относительно прописки, так что дохлопотался до того, что меня в экстренном порядке с инфарктом отвезли в больницу, где я пролежал до 5 августа.

24 июля, в мой 66-й день рождения, мне принесли в больницу радостную весть – 23 июля мое дело пересматривалось, и я был полностью реабилитирован, и это через четырнадцать лет, которые я отбыл в лагере…

Несмотря на то, что было ходатайство из ЦК КПСС, Управление милиции прописку в Москве мне не разрешило[106].

Послесловие

Воспоминания остались неоконченными – дедушка умер 30 мая 1962 года.

Основываясь на сохранившихся документах, постараюсь воспроизвести события, не описанные в воспоминаниях или упомянутые вскользь.

11 мая 1955 года – возвращение в Москву, два дня дома, а 14-го числа отправляется в подмосковный Воскресенск, к определенному ему месту жительства.

Тем временем Главная военная прокуратура в связи с жалобой на имя члена Президиума ЦК КПСС Маленкова (документ 59) проверяет архивно-следственное дело дедушки.