«Спасская красавица». 14 лет агронома Кузнецова в ГУЛАГе

Нам было очень жаль гибели рассады, в гибели рассады мы видели гибель нашего труда, а труда было заложено немало…

Мы стали искать выход для ее спасения и нашли.

На день парники оставили закрытыми, не давая проникновения к рассаде дневного света. Рассада стала постепенно отходить, и к вечеру она приняла нормальный вид.

И вот люди, имеющие сроки в 10–25 лет, имеющие звание «фашисты», радовались этому, словно маленькие дети, получившие к празднику игрушку. Мы все радовались, что заложенный в рассаду труд не погиб.

В следующую ночь вновь ударил мороз, снова рассада замерзла, но мы уже имели опыт, не горевали и даже не вызывали комиссию, а последовали предыдущему опыту и спасли свою рассаду.

Невольно напрашивается вопрос: почему люди, лишенные всех человеческих и гражданских прав, так сильно беспокоятся об этом, когда для этого есть администрация?

Нет, здесь в каждом заключенном говорил Советский гражданин. Он является неотъемлемой частью советских граждан. Он лишь по проискам врагов народа сюда заключен, и рано или поздно он вновь вступит в ряды Советских граждан.

Конечно, надзор, охрана и администрация этого не понимали, да и не могли понять, как это так, что человек осужден якобы за важное государственное преступление, а он из кожи вон лезет и бьется за получение высокого урожая, да еще без оплаты труда.

Не раз и не два были такие случаи. В весеннее время на парниках работы очень много, каждый час дорог. Утро, солнце уже поднялось высоко, спешим на парники, надо снять с рам маты и поднять рамы, а то рассада вытянется и погибнет.

Идем к воротам, просим пропустить нас на парники. Парники и теплицы в общей загороженной и охраняемой часовыми зоне.

И вот на нашу просьбу получаем ответ: «Что вы беспокоитесь! Пусть администрация беспокоится! Вас сюда пригнали срок отбывать, а не рассаду выращивать!»

Вот вам ответ. А ведь эти люди именовали себя Советскими гражданами и гордились, что они в органах работают десятки лет.

Однажды был такой случай. В зоне во всех бараках идет шмон, на парники нас не выпускают. Наш старший не раз ходил на вахту к дежурному и просил выпустить хоть часть рабочих снять маты и поднять рамы с теплиц и парников, но все просьбы были бесполезны. С вахты звонили в управление к дежурному офицеру, но также безрезультатно.

В этой же зоне находился барак, в котором помещались одни каторжане, и они оказались куда лучше всех этих чиновников, сидящих на государственной шее. Вот эти каторжане по своей инициативе вышли, сняли маты и подняли рамы.

Отсюда вытекает, что для заключенных было дороже спасти будущий урожай, чем для администрации и надзора.

Таких примеров можно было бы привести бесчисленное множество, но я полагаю, что и этих достаточно. Такое безобразие творилось до 1953 г. С 1953 года, после смерти Сталина и разоблачения Берии, на парники и теплицы нас выпускали беспрепятственно.

Долгожданные машины подошли к воротам зоны.

Сердце забилось сильнее. Наконец увижу и основательно почувствую долгожданную свободу, я ее ждал 14 лет и наконец дождался.

Простились с провожающими нас товарищами по несчастью, с которыми в этом лагере прожили 6 годков.

До 1953 года никто из нас не думал, что из Спасска кому-либо удастся выйти на свободу, а если и удастся, то он затеряется в степях Казахстана.

От администрации и надзорной службы не раз приходилось слышать: «Раз сюда попали, то отсюда вам не выбраться».

Несмотря на все эти вражеские угрозы и предсказания, мы не покладая рук до последнего дня пребывания в лагере добросовестно и честно трудились на благо своей социалистической родины, считая себя неотъемлемой частью советских людей.

Нас стали пропускать в ворота зоны по спискам, но уже спрашивали только фамилию, имя, отчество, не спрашивая срок, начало и конец срока, статьи и пункты.

Вышли за зону, погрузились в автомашины.

53. Еду на свободу

Как-то еще не верилось, что мы покинули эту злосчастную зону, где нам неоднократно сулили здесь похоронить свои кости. Да так, вероятно, и было бы, если бы не умер Сталин и если бы Центральный комитет КПСС не разоблачил Берию как матерого врага Коммунистической партии и Советского народа.

Наши машины направились в Караганду через Джумабек, где мы проходили в зимнюю темную ночь шесть лет назад.

В Джумабеке меня встретили два моих друга: врач и наш старший агроном, с которыми мы проработали в течение шести лет, перенося все тяжести и невзгоды лагерной жизни.

Наша машина прибыла в Караганду около 11 часов дня. Сделали остановку около милиции, где нам выдали паспорта[104], паспорта были с некоторыми гражданскими дефектами.

Затем нас отвезли на вокзал, купили для каждого по ж.-д. билету и раздали на руки.

Когда я сошел на карагандинскую землю с паспортом в кармане, мне не верилось, что я свободный человек и что я могу идти, не имея за своей спиной человека с винтовкой.

Да, после 14-летнего пребывания в заточении с трудом верилось этой действительности.