«Спасская красавица». 14 лет агронома Кузнецова в ГУЛАГе

Потом слово представляется защитнику. Защитником был начальник лагпункта.

Он кратенько зачитывал характеристику[101] своему подзащитному и просил суд освободить его подзащитного от дальнейшего пребывания в лагере.

Прокурор с обвинительной речью не выступал, а был согласен с ходатайством защитника.

После всего этого суд удаляется на совещание и через несколько минут снова возвращается в зал заседания и объявляет решение: «На основе того-то и того-то такого-то от дальнейшего пребывания в лагере освободить».

Заслушав решение суда, снова иду работать на парники, жду вызова на освобождение.

52. Подготовка к освобождению из лагеря

Из нашей партии освобождающихся по условно-досрочному к Первому мая отправили в Караганду. Как мы им завидовали!

Первое мая я также мечтал встретить в кругу своих родных и близких, но это оказалось несбыточным.

После Первого мая мы настойчивее стали просить лагерное начальство, чтобы нас из Спасска вывезли поскорее, уж очень он нам осточертел…

У меня вопрос: куда мне разрешат ехать на место жительства? Каждый освобождаемый по суду и нетрудоспособный должен был представить справку, кто его берет на иждивение, и адрес, куда он едет.

У меня была справка от жены, она меня брала на свое иждивение; но горе было в том, что она живет в Москве, а в Москву нашему брату въезд был запрещен. В этом отношении ворам и бандитам было куда легче, им всюду въезд был разрешен. Ведь недаром их называли друзьями народа.

Передо мной встал вопрос: куда же ехать, если в Москву нельзя? Благодаря человеческому отношению майора Госбезопасности мне разрешили выехать на местожительство в г. Воскресенск Московской области.

Утром 4 мая 1955 года я вышел на работу. Часов в 11 дня на парники прибегает дневальный барака и объявляет, чтобы я шел в барак сдавать казенные вещи и одновременно зашел в бухгалтерию за получением расчета и своих денег.

Я немедленно пошел в барак, сдал казенные вещи, зашел в бухгалтерию, получил расчет и свои деньги. Ну, думаю, на первые несколько дней и на дорогу деньги у меня есть, а там мир не без добрых людей, с голоду умереть не дадут…

В этот же день мне объявили, что завтра, 5 мая, придут автомашины и вас отвезут в Караганду. Я получил сухой паек на несколько дней, положил в рюкзак и пошел в барак.

В бараке не сидится, состояние нервное, да как же не быть нервному состоянию! Ведь в лагере я пробыл 14 лет, остался жив и завтра еду домой!

Пошел на парник, там все же спокойнее. Вспомнил время нашего приезда сюда и все, что здесь было, что нашими руками создавалось за наше шестилетнее пребывание.

Да, не хвалясь, мы здесь поработали и много сделали хорошего и полезного…

На этом закончился мой последний трудовой день.

Время двигалось к вечеру. Прошла последняя, 5123-я вечерняя поверка.

Завтра я уже не буду стоять на вечерней поверке и смотреть на деревья: не летят ли на свои гнезда запоздавшие ястребки, и не буду им завидовать…

Иду в барак, ложусь на койку, стараюсь заснуть, но, к сожалению, сон меня не берет. Вот я дождался последней ночи в лагере, хорошо, что ее приходится провести не под замком и с парашей…

Лежу на койке, с боку на бок переворачиваюсь, то и дело прибегаю к куреву самосада. Состояние нервозное.

Закрываю глаза, и мне невольно вспоминается прошлое злосчастное время, когда нас гнали этапом из Москвы в Коми АССР, и я не знал, удастся ли вновь вернуться в Москву? Каким я буду через 15 лет? И вообще, буду ли?

И вот в конце концов время пришло. Перетерпев все невзгоды, я завтра иду на свободу, хотя и на условно-досрочную и с пятилетним «намордником», но все же свободу.

В голову невольно вонзается мысль: за что я, мои родные и близкие перенесли массу незаслуженных тягот и невзгод?

Я терпел голод, холод и имел иногда кличку «фашист»; помещался вместе с отъявленными отщепенцами общества – бандитами, которые, не задумываясь, могли по всякому мелкому поводу перерезать тебе горло…

Находились вместе с немецкими фашистами, которые неоднократно на ломаном русском языке похвалялись, сколько они уничтожили советских граждан, сколько предали разгрому советских селений?..

Не забыть в жизни самого гнусного и позорного для Советского человека – средневековых методов следствия. Меня клали на правеж и истязали люди в офицерской форме, подчас ведшие беседы на политические темы с упоминанием имен великих людей: Маркса, Энгельса и Ленина, одновременно не гнушаясь брать в свои руки резиновую палку и истязать советского человека, члена великой партии Коммунистов…

Моя жена, дочь, мать, сестры не менее моего претерпели унижений и оскорблений…

Мать не вынесла этой незаслуженной горести и скончалась[102], не дождавшись своего сына…

Жена и дочь были вынуждены жить в одной квартире со стукачами-бериевцами, которые в течение всего этого периода продолжали играть свою гнусную роль…

В течение этих злосчастных 14 лет мною было написано 18 жалоб[103], и на имя кого только я их не писал; в них сколько было слезных просьб и жалоб на судебную несправедливость…