Через Четвертый рынок они пробирались долго, с остановками, избегая стражников, поскольку послеполуденная давка заметно поредела, сменившись толпами поменьше. По мере того как ночь поглощала солнце, поднимался туман. Вялый ветерок с бухты касался волос Фу, влажный и теплый, как дыхание пьяницы.
Тавин вел их по рынку, выжидая у каждого водяного подъемника и дренажного желоба, пока в конце концов не остановился возле водостока позади ларька с закрытыми ставнями.
– Ждите здесь.
Он спрыгнул на пустую баржу, пришвартованную поблизости, и надавил рукой на плитку в дальней стене канала. Плитка с тихим щелчком утонула в штукатурке. Когда он отнял руку, Фу заметила очертания выгравированного там молота.
Вода, ниспадавшая в желоб каскадом, оскудела до струйки, потом до равномерной капели. Тавин надавил на плитки под желобом, и внутрь с песчаным похрустыванием ушла панель размером с горожанина, открыв кромешную тьму. Тавин поднял руку – ждите – и скрылся в черноте.
– Ремонтные туннели, – сказал Жасимир. – Само собой.
Через мгновение из темноты долетели огненные всполохи: Тавин сигналил, что можно идти. Фу спрыгнула на баржу и позволила ему подтянуть ее в туннель, все время помня про меч и зубной мешочек, по-прежнему подвязанные к бедру. Как только к ним присоединился Жасимир, Тавин потянул за цепь, болтавшуюся у входа. Керамическая панель вернулась на место, и наступила жуткая тишина.
Тавин снял со стены горящий факел и подпалил им другой, который передал принцу. Потом повел их по коридору, выходившему в более просторное круглое помещение, где в широких терракотовых берегах медленно текла темная вода.
– Резервуар ведет в оросительные каналы вместо Крылиной, – сказал принц Жасимир, сопровождая рассматривание окружающего пространства взмахами факела. – Они ожидают, что мы станем прорываться к воротам, а не прятаться в городе. Здесь мы должны быть в безопасности.
– Это идея. – Тавин уронил свой факел в канделябр, выступающий из складок желтых грибов-паразитов, испустил долгий и тяжелый вздох и уселся на пол.
Неделю назад принц стал бы воротить нос при виде осклизлых кирпичей и подозрительных луж. Теперь же он присоединился к Фу и Тавину, как еще один уставший мешок, еще одна отмель в море озаренного факелами сумрака.
– Позволь-ка.
Фу с удивлением обнаружила, что Тавин указывает на ее замотанные ладони.
– Ага, – ответила она, как каркнула.
Он взял одну и стал снимать затвердевшие самодельные бинты, шепча извинения всякий раз, когда она вздрагивала от рывка ниток, присохших к ранкам.
До этого дня ее еще никогда не лечил ни один Сокол. Она ожидала, что лечение будет облегчением. Вместо этого, когда Тавин закрыл глаза, ее изуродованную плоть жутко обожгло, будто крапивой.
Чтобы отвлечься, Фу перебирала связку зубов – кости Павлина и Воробья, Феникса и Журавля. Ее пальцы замерли на двух молочных зубах, подвязанных рядом.
Один зуб был холодным, как далекая тень искры, потухшей час назад.
Этот зуб принадлежал Подлецу.
Другой по-прежнему кипел жизнью.
Он принадлежал Па.
Сколько ему еще осталось? Сколько осталось всем ее родичам?
– Как только будем готовы, можем выбираться по туннелям наружу.
Голос Тавина, неуместный в тишине. Фу и Жасимир вздрогнули.
– Что? – спросила Фу.
Тавин отпустил ее руку.
– С этой стороной покончено. Посмотрим на другую. И на царапину на руке.
Фу закатала рукав, морщась от похрустывания крови.
– Что ты имеешь в виду под «наружу»? – снова спросила она.
– Городские ворота еще много дней будут оставаться на всех запорах, – сказал он, раскручивая тряпки на ее пальцах. – А большинство торговых кораблей пришвартованы на той стороне бухты, так что…
– Нет. Что ты подразумеваешь под «наружу»? – Фу оттопырила высвободившийся большой палец. Жжение снова охватило ладонь. – Я вытащу моих людей.
Лицо Тавина застыло.
– Фу… вытаскивать, возможно, некого…
– Па. – Она сжимала его зуб между большим и указательным пальцем до тех пор, пока он не вонзился ей в суставы. – Он… он еще жив.
Последовавшая за этим тишина почти удвоила мучения Фу.
– Он дал клятву, – сказал наконец Тавин.
Настала очередь Фу застыть. Она повернулась и твердо посмотрела на Сокола.
– Что, – прошипела она, – означает
– Думаю, ты сама знаешь что.
Фу знала. Она была Вороной. Она узнавала Танец денег, когда его слышала.
Жасимир выпрямился.
– Тав…
Фу выдернула руку. Та снова закровоточила.
– Если вы думаете, что я брошу свою семью с чудовищем…
– Твой отец сказал, что, если с ним что-нибудь случится… – начал Тавин.
– С ним случились вы двое.
– И твоя клятва.
Ее каблуки вонзились в земляной пол.
– Мы пообещали доставить вас в Чепарок…
– Твой отец поклялся Заветом, что доставит Жасимира к его союзникам в этой жизни или в последующей.
В голосе Тавина серебрился мороз. Он не смотрел на нее.
Это еще сильнее сводило ее с ума. Танец денег срабатывает только тогда, когда знаешь себе цену. Когда знаешь, сколько тебе должны.
Но они оба знали, сколько она должна им, Соколу и принцу: ничего.
– Мы сказали ей… у меня в Чепароке есть союзники, – нарушил молчание Жасимир. – Вороны сдержали свою часть клятвы.