Спасти Феникса

– Прекрати.

– На кону моя жизнь, наши жизни! – воскликнул Жасимир. – Соболезную, если это не соответствует тому, с кем ты хочешь делить постель эту неделю!

Тавин остановился. Руки, державшие Фу, дрогнули, ярость захлестнула его тело горячей волной.

– Опусти меня, – сказала Фу, отчасти для того, чтобы помешать ему сморозить какую-нибудь глупость.

Тавин поставил ее на ноги.

– Сможешь идти?

– Да.

Какое-то время ушло у нее на то, чтобы утвердиться на снегу.

Потом она влепила принцу пощечину.

Гулкое эхо отскочило от камней. Он вытаращился на нее, открыв рот и прижав ладонь к щеке. Метнул взгляд на Тавина и снова на Фу.

– Прежде всего, – зарычала она, – давай-ка ты будешь шуметь тут потише, если не хочешь вызвать лавину. Во-вторых, да, я облажалась. И возможно, облажаюсь еще. Но, да поможет мне Амбра, ты не будешь примешивать сюда, кто с кем спит, не то, клянусь каждым мертвым богом, я…

– Что? – прервал ее Жасимир. – Бросишь меня тут умирать? Позволишь дворянству Олеандра топтать твою касту дальше?

– Беда в том, – прошипела Фу, – что ты и в самом деле считаешь себя лучше Русаны.

Лицо Жасимира напряглось, потом смялось. Ветер завывал на гребне вершины позади них.

Наконец заговорил Тавин, на сей раз более мягко.

– Смена маршрута теперь ничего не даст. Триковой по-прежнему – ближайшее укрепление в Мароваре. А нам по-прежнему необходимо сегодня преодолеть этот перевал.

Он взял Фу за руку и направился через снежные наносы.

– Если ты еще не поняла, – сказал он после долгого молчания, – вот что значит иметь дело с королем. И все мы знаем, что Жас не такой уж и плохой.

Фу не была в этом уверена. Но оставила свое мнение при себе.

– Король раздражается, когда его Соколы не трясутся над ним на протяжении часа?

– Короля раздражает, когда еще кто-то играет его игрушками. Жас пошел больше в мать. – Тавин состроил гримасу. – И ты была права. Он боится, что я забуду свои обязанности.

Фу задумалась. Принц выглядел вполне живым.

– Почему?

Он сжал ее руку и натянуто улыбнулся:

– Из-за тебя?

– А… – Фу сама не сдержала улыбки.

– Когда я изображал свою смерть, то вовсе не ожидал, что обрету смысл и цель, но так уж получилось.

– Так уж получилось, – эхом отозвалась Фу. – А я не ожидала всех этих бед, когда думала, что мы просто подбираем двух мертвых лордиков.

– Двух исключительно симпатичных и очаровательно мертвых лордиков.

– Мне надо было спалить тот карантинный барак вместе с вами.

– А я уж было подумал, что в тебе нет романтической изюминки.

– Не привыкай к этому, – ответила она и поняла, что сама этого хочет: его шуток, его смеха, его руку в своей руке, идти с ним куда-то.

Даже когда кожемаги следят за каждым их шагом, мысль о том, чтобы идти по дорогам Сабора с родичами за спиной и с ним рядом… этого стоило хотеть, к этому стоило стремиться.

Если они выпутаются.

Впереди – гора за горой, скребущие небо. Позади – скрежещущий зубами принц.

Где-то там их ждал Триковой. Где-то далеко-далеко отсюда.

* * *

Они рвались вперед.

Когда солнце закатилось за горизонт, путь им озарила убывающая Павлинья Луна, отражавшаяся от снега, льда и мокрых камней. Не один раз Фу оглядывалась на кривой путь, который они проторили, и вздыхала с досады. Стервятникам, чтобы преследовать их здесь, не понадобятся чары.

Всю ночь они только и делали, что спотыкались. Снег сменился камнем, камень сменился гравием и тонким, зловредным мхом. Склоны взмывали и опускались острыми утесами и мелкими водоемами, а единственный путь вперед пролегал через веревочные мосты.

Наконец они добрались до деревьев, тонких, как хворостинки, сосенок, росших кучками, будто жались друг к дружке от холода. Черные сучья закрывали лунный свет до тех пор, пока не стало видно ни зги. Она проспала несколько коротких часов, свернувшись в объятиях Тавина, потом заставила его поменяться с ней дежурством и полежала, подложив ему под подбородок голову. Когда солнце поднялось над горизонтом, они разделили холодные, скользкие полоски сушеной говядины на троих и снова пустились в путь.

К полудню, оглядываясь на вершину Мисгова, она видела лошадей, преодолевающих перевал.

Они продолжали рваться вперед.

Над ними кривились склоны гор, проваливаясь в ущелья и извиваясь расселинами. Вода срывалась неистовыми потоками и тонкими ручейками с ледяной шапки над их головами.

Во второй половине дня кости Фу сдали, слишком ссохлись, чтобы выдерживать и ее, и зубы. Тавин снова подхватил ее на руки и не опускал до тех пор, пока горы не сделались слишком темными, чтобы продолжать путь.

Она настояла на том, чтобы дежурить первой. Проснувшись на мгновение, он попросил павлиньих чар.

В темноте и слезах она постаралась сделать его настолько похожим на принца, насколько смогла.

Когда она проснулась, их с кожемагами разделяли жалкие полмили.

Они продолжали рваться дальше.

Цеплявшийся за склоны шиповник колол им руки. Когда ежевика подловила принца в четвертый раз, Тавин вывел их из лесов на открытое пространство, лишенное подобных ловушек. Они погнались за восходящим солнцем на восток, по оползням сланца, через ущелье, утыканное огромными каменными пальцами.