Спасти Феникса

– Олеандры не скачут днем, пока, во всяком случае, а Стервятники на время сбились со следа. Мы будем держаться дорог до заката, забиваться куда-нибудь подальше на ночь и, возможно, сумеем их избежать. – Фу откупорила бурдюк с водой и сделала глоток. – Мы сможем добраться до Триковоя раньше, чем истечет Павлинья Луна.

Жасимир долго выдыхал воздух и снова вдохнул.

– Как… после всего, что я натворил, после всего, что ты наговорила про моего отца… почему ты все еще думаешь о том, как его спасти?

– Не думаю. – Она запрокинула голову и позволила себе на мгновение прикрыть глаза. Если ей когда и хотелось выбирать выражения, то не сейчас. – Он был для меня плохим королем, да и тебе, судя по всему, он был не слишком хорошим отцом. Но если Русана займет его место, станет еще хуже. А я не смогу никого спасти в одиночку. Ни Тавина, ни моих родичей, ни даже короля. Без помощи генералмейстера.

– Тетя Драга вернет тебе твою семью, – сказал Жасимир. – Она уже обязана спасти Тавина, поскольку они кровная родня. Генералмейстер последует кодексу Соколов.

Часть ее смела надеяться на то, что он прав. Остальная называла это глупостью. Фу не знала, какая причиняет больше боли. Вместо этого она сказала:

– Я подежурю.

– Давай пополам. – Жасимир сел.

Она покачала головой.

– Если объявятся Олеандры, я должна как можно быстрее запустить воробьиные зубы.

Жасимир потер лицо.

– Тогда я помогу тебе не заснуть. Мы можем по очереди поспать на рассвете.

Если уж Фу устала до такой степени, что не стала возражать, значит, да, ей нужна была помощь.

– Делай как знаешь, – вздохнула она.

Ночь снова успокоилась, нарушаемая разве что тихим мычанием коров да железным перезвоном убойных колокольчиков.

У Фу вырвался один неприручаемый вопрос:

– Почему ты не ушел с Олеандрами?

Жасимир не отвечал так долго, что она решила: он уже заснул.

– У меня была наставница, – сказал он наконец. – Знаток этики управления… всего того, что я должен взвешивать, когда принимаю решения во благо королевства. Она исписала кучу свитков на тему политической власти, о правителях, которые справились, и о правителях, которые потерпели крах. Ее именем названо крыло в королевской библиотеке. Она была одной из лучших подруг моей матери, когда… когда…

Он прищурился, будто искал среди звезд ответ на вопрос, который пока не мог задать вслух.

– Она сказала ровно то, что и ты. Что люди платят мне лояльностью, кровью, монетой, потому что, если так поступит достаточное количество людей, я смогу отплатить им как король, сделав их жизнь лучше. Но… – Он покачал головой. – Она не говорила ничего по поводу Ворон. Ни о том, что без вас погибнет вся нация. Ни о том, что другие касты на вас охотятся. Труд ее жизни – это архитектура стран. Она… она обязана была знать. Однако она ни разу даже не заикнулась. – Он сглотнул. – Ведь нет же причины, почему я должен это знать, верно?

– Верно, – тихо ответила Фу. – Нет.

Он снова закрыл лицо ладонями.

– Я не знаю, что мне делать, – сказал он. – Самые влиятельные люди в королевстве даже не в состоянии сказать, что такая проблема существует.

– Они про нее знают, – заверила его Фу, всматриваясь в темноту в поисках факелов. – Иначе они бы не притворялись с такой настойчивостью, будто ее нет.

– Я не знаю, как ее решить.

И я не думаю, что мы сможем.

Глаза Фу горели.

– Ты повторяешь слова Тавина, – сказала она охрипшим голосом. – Вы не можете ее решить, во всяком случае, не повсеместно и не сразу. Но вы можете начать с того, что сдержите клятву. И сообщите и Прославленным, и Охотничьим кастам, что мы – часть Сабора.

– Ненавижу, – признался Жасимир. – Ненавижу то, что оказался наследником. Теперь уже ничто не будет просто и легко. Чаще всего я чувствую, как будто… будто выбираю, какой из пальцев отрубить сегодня. – Он посмотрел на нее и вздохнул. – И вот теперь плачусь об этом девчонке, семью которой держат в заложниках мои враги.

Фу засмеялась.

Это не был счастливый смех.

Но на сей раз и не злой.

– Ты начинаешь догонять, – устало сказала она.

Железные колокольчики тихо перезванивались на пастбище. Тонкое облачко замазало на небе свет луны. По далекой дороге проехал всадник, и они оба затаили дыхание, прислушиваясь, не раздастся ли свист кожегастов, пока топот копыт не стих.

– Прости, – сказал Жасимир. – Я подумал… я думал, я знаю, кем должен быть, чтобы заслужить корону. Но все это в итоге лишь принесло тебе боль.

Не успела Фу ответить, как в лесу на краю пастбища замерцали факелы. Они с Жасимиром умолкли и закопались поглубже в сено. Ожил воробьиный зуб.

Из-за деревьев верхом выехала женщина, сопровождаемая двумя безглазыми кожегастами. Когда она водила по сторонам факелом, льняной плащ хлопал, как дряблые руки ее спутников. Пустые глазницы кожегастов следовали за пламенем.

Взгляд женщины-Олеандра скользнул по стогу сена. Лошадь подошла чуть ближе.

«Пожалуйста, – молила Фу воробьиный зуб, мертвых богов, Завет, все, что слушало ее. Она так устала от назойливых чудовищ. – Пожалуйста, пусть она проедет мимо».