Спасти империю!

Ерохины волосы так и продолжали стоять дыбом. И тут вновь зазвучал вой. На этот раз он звучал потише и с каждым мгновением угасал все больше.

– Все! Улетела, – сказала Весна и взобралась на Ероху, оседлав его как жеребца. – Ну что же ты, Ерошенька? – разочарованно произнесла она.

– Ты погоди, Весна, что-то мне не по себе, – промолвил Ероха и ссадил с себя подружку.

Она тут же попробовала возобновить любовные игры, ластясь и лаская Ероху, но он упорно отводил в сторону ее руки и уворачивался от ее губ, бормоча как сомнамбула:

– Это ж надо… Через печку… Бок о бок с нечистой силой… Брр…

И тут Весна, как все страстные, увлекающиеся натуры, зацепившись за его последние слова, совершила мгновенный переход от одного увлекательного занятия к другому. Еще секунду назад она самозабвенно пыталась разжечь угасшую страсть у своего любовника – и тут же, уловив нотки страха в Ерохином голосе, с не меньшей самоотдачей принялась пугать его, начав рассказывать страшные байки.

– Я уж не знаю, показывала она твоему Михайле или нет… Не сказывал он?.. Думаешь, она на кровати спит? Не-эт! Она в гробу спит. Гроб у нее под кроватью стоит. Я уж замучилась его каждый вечер из-под кровати вытягивать, а утром обратно заталкивать. Чижолый, зараза! Я уж ей говорю: «Вы, хозяйка, деточек не хотите иметь, вот и таскали бы сами свою домовину, а то у меня от нее все нутро обрывается и огнем горит». А она мне, значит, отвечает: «Таскай, дура, и молчи, а то я тебя в мышь превращу!» А то и того хуже: «Я, – говорит, – тебе то место, откуда детки на свет появляются, наглухо запечатаю, вот и печали тебе не будет». Представь, Ерошенька… Вот Иродиада рода человеческого! Еще и смеется, сволочь!.. Себе бы запечатала. Но гроб, должна тебе сказать, хороший. Красивый гроб-то… Черный весь, но не крашеный. Это дерево такое черное, ненашенское… А по бокам у него ручки медные поделаны. Внутри же – постелька мягкая, вся из белого шелка.

– Из шелка?.. – холодея от ужаса, машинально переспросил Ероха.

– Ну да. Из шелка. Я ей говорю: «Нехорошо это, хозяйка, нечистоплотно. Постелька-то ни разу не стиранная. Давайте я ее сдеру да бабам в стирку отдам. А она мне говорит… Куда ты, Ерошенька?

– Что-то прохладно мне стало, – ответил Ероха, вставая с постели. – Оденусь.

Он поднял с пола ворох своей одежды и, выудив из него подштанники, принялся натягивать их на себя. Весна же, отвлекшись ненадолго, вновь вернулась к своему рассказу:

– Она ведь и меня в ведьму превратить хотела, только я не далась. Зачем мне это? Я христианка добрая, в церковь каждое воскресенье хожу, опять же на праздники все, какие ни на есть. А она мне мазь дает и спрашивает: «Хочешь, Весна, быть вечно молодой?» Кто же не хочет… И я согласилась. Она и говорит: «Натрись этой мазью и останешься молодой навеки». Но я же не дура. Такие подарки за просто так не делают. Спрашиваю: «А от меня что надо будет?» «Ничего, – говорит, – будешь только в полнолуние со мной на шабаш на метле летать». Ну уж нет! И отказала ей. – Ероха еще стоял босой, но уже успел надеть и порты, и рубаху. – Я свою душу блюду, хоть и служу у ведьмы. И это не первый мой отказ ей. Как-то пристали они ко мне вместе с казначеем, чтобы я, значит, с ними духов вызывала. Вдвоем не получается – третий нужен. Вообще-то лучше с духами разговаривать впятером, но можно и втроем. Обычно с ними казначеев лакей, но в этот день казначей его услал по каким-то делам. Вот они ко мне и пристали. Что делать? Я-то человек подневольный, пришлось согласиться. Сели здесь, в гостиной. – Весна указала пальчиком на потолок. – У нее здесь столик небольшой круглый стоит. А на столике буквочки написаны, и блюдце по нему бегает, а мы, значит, руки на блюдце держим. Сидим, а хозяйка и говорит страшным таким голосом: «Черный ангел! Черный ангел! Приди ко мне! Видела сегодня во сне тебя. Не хочешь ли сказать мне чего?» Блюдце-то в ответ забегало и стало стрелочкой, что на нем нарисована, в буковки тыкаться, а я испугалась и спрашиваю: «Черный ангел – это кто же такой? Уж не сам ли сатана?» «Не мешай, дура», – шепчет в ответ хозяйка. Я же решилась и говорю им, что несогласная я с сатаной беседовать, и вообще уйду, мол, сейчас отсюда. Хозяйка заругалась, а казначей говорит: «Отпусти ее, Марфа. Видишь, ничего серьезного. Позже с ним поговорим». Так я и ушла оттуда. А ты что, Ерошенька?..

Только теперь Весна, увлекшаяся своим рассказом, заметила, что Ероха стоит почти полностью одетый.

– Кончай страшилки рассказывать, Весна, – сказал он. – А то я от них что-то проголодался. Слышишь, как в животе урчит? Я бы сейчас от кусочка окорока и кувшинчика доброго вина не отказался. Ты говорила, что где-то кладовка рядом. Пойдем там пошумим, пока хозяйка твоя не вернулась.

– Пойдем, Ерошенька, пойдем. – Весна резво вскочила на ноги и натянула на себя рубаху. – Я тоже немного оголодала. И окорок найдем, и вино… Я знаю, какое у казначея самое лучшее.

Шабаши, ведьмы, духи и черные ангелы были мигом позабыты, и влюбленная парочка отправилась устраивать себе то ли поздний ужин, то ли ранний завтрак.