Валентина отвели в какую-то небольшую комнатенку и оставили там одного под надзором охранницы. «Все понятно, – подумал Валентин, оставшись в одиночестве. – Правильно действует боярин Яковлев. Всех участников обеда он развел по разным комнатам и будет по очереди собирать с них показания о происшедшем. А потом сопоставит полученные сведения. – Но стоило ему только одобрить действия шефа царской полиции, как он тут же отметил сделанную им ошибку. – Всех, да не всех! Сначала в комнату вошла девка, принесшая кувшины с медом. Поставила на стол царице, мне – и ушла. Больше я ее не видел. Следом за ней вошли еще две с подносами. Одна поставила поднос с едой перед царицей, вторая – передо мной. И тоже ушли. Но если кто и бросил яд, то именно они. Во всяком случае, у них было гораздо больше возможностей, чем у тех шестерых, что нам прислуживали. Да у этих шестерых даже шанса не было! Хотя… Всякое может быть. – Валентин принялся перебирать в памяти события злополучного обеда, пытаясь припомнить малейшие детали поведения прислужниц: не было ли в их действиях чего-то подозрительного? – Одна поднесла чашу с водой, царица омыла в ней руки, вторая подала полотенце… В это время третья ставит кубок, четвертая наливает из кувшина мед. В принципе и третья, и четвертая запросто могли сыпануть яду. Третья – в пустой кубок, четвертая – в кувшин с медом. А царицу ли хотели отравить? А может… Меня? Перепутали подносы с едой и кувшины с медом? Запросто! – То, что кувшины были похожи друг на друга как братья-близнецы, а на больших серебряных подносах стояла одинаковая посуда с одинаковыми порциями еды, Валентин запомнил отлично. – Но… Медом ли она отравилась? Или куропаткой? – И то и другое царица попробовала не один раз, прежде чем упасть замертво. – Надо вспомнить… Яковлев-то просто решит проблему – в чем находился яд. Накормит пса какого-нибудь… Да что там пса!.. Тех же самых девок царицыных заставит! Итак… Начали мы с меда. Я выпил целый кубок, мне тут же его наполнили вновь. И царица пригубила. Может, не пила? Сделала вид? Голову прозакладывать не стану, но, по-моему, пила. Минимум глоток сделала. Что было потом? Я съел ножку, а она все сидела и кривлялась. Я уже доедал первую куропатку, а она только взялась за крылышко. Я начал вторую, а она как раз догрызла крыло. Потом? Она выпила меда. Поставила кубок на стол… Оторвала второе крыло, откусила и… Выронила крыло, схватилась за горло. Все, смерть. Глоток, отломленное крылышко, укус – и конец. Яд в крылышке? Или в меде? Черт… Непонятно».
Опять же надо было учитывать и быстродействие яда. А для этого надо знать, какой это яд. Но в шестнадцатом веке криминалистических лабораторий еще не существует. Если яд мгновенного действия, то находился он в том самом втором крылышке. А если не мгновенного? Запросто мог быть и в меде. От этих мыслей голова у Валентина буквально вспухла и раскалилась, как печка. Может быть, ему и удалось бы прийти к какому-то решению, но тут дверь распахнулась, и в комнату к Валентину зашел сам глава разбойного приказа.
Боярин Яковлев обвел глазами комнатенку и недолго думая по-хозяйски уселся на сундучок, стоящий возле самой двери.
– Да-а… – Он покачал седой головой. – Экое дело нехорошее с царицей приключилось.
– Да уж… – поддержал его Валентин. – Хорошего мало.
– А скажи-ка, друг Михайла… – Яковлев сидел, слегка подавшись вперед, упираясь руками в собственные колени, и буквально сверлил Валентина «специальным следовательским» взглядом из-под мохнатых бровей. – Какого это рожна царица тебя вдруг на обед пригласила?
За время, проведенное в одиночестве в этой комнатенке, Валентин уже настроился на то, что на бюрократическом языке двадцать первого века именуется «активной помощью следствию», но вопрос боярина Яковлева не просто взбесил его, но и фактически определил его отношение к официальному следствию по этому делу.
– Не знаю, – огрызнулся Валентин. – Может, полюбовником своим хотела сделать?
Боярин вновь покачал головой.
– А царицына охрана говорит, что ты сюда уже четвертый день подряд ходишь и принять тебя просишь. Три дня царица отказывала тебе, а на сегодня пригласила разделить с ней трапезу. С чего бы это такая милость? А, Михайла?
– Откуда я знаю? Это вам лучше у самой царицы спросить.
– Нехорошо запираться, Михайла. – Боярин сгреб свою бороду в горсть, затем с глубокомысленным видом поскреб толстыми короткими пальцами густо обволосатевшую скулу. – А то выглядит это так, будто ты не хочешь, чтобы мы нашли убийцу царицы.
«А ведь он мне, как у нас говорят, дело шьет и под статью подводит, – сообразил Валентин. – Нет уж, старый хрен, этого я постараюсь не допустить ни в коем случае. И не надейся».