Хомутов шел впереди, заломив панаму на затылок, а руки положив на «калаш», который висел у него на груди. Весь его вид указывал на то, что их ждет легкая прогулка, а не опасное приключение. Он вообще относился к своей жизни пофигистски, впрочем, как и к чужим тоже. Он вырос в детдоме, где царило право сильного, поэтому свои детдомовские привычки перенес и в армию. Боец он был отважный, ничего и никого в бою не боялся, однако жестокий нрав делал его опасным не только для врагов, но и для своих же сослуживцев. Поэтому Сараев, когда они двинулись в путь, подошел к двум салабонам и посоветовал им держаться поближе к нему, если они хотят вернуться назад живыми.
Где-то ближе под утро группа подошла к кишлаку со стороны виноградников. Впереди зримо маячили кишлачные дувалы, освещаемые ярким полумесяцем, висевшем на фиолетовом небе. Бойцам оставалось преодолеть последние несколько сот метров, когда звенящую тишину стали внезапно сотрясать многочисленные автоматные выстрелы, доносившиеся из кишлака. Услышав эту пальбу, бойцы пригнулись и предпочли вернуться под укрытие виноградных кустов.
— Что за херня там происходит? — выругался Хомутов, сдвигая панаму на лоб.
— Может, это наши разведчики «духов» засекли? — высказал предположение Константин Урюпин, еще один «дед», призванный сюда из Магнитогорска.
— А ты что скажешь, Микола? — обратился Хомутов к рослому украинцу Николаю Мироненко, который всю дорогу вертел в руках свою любимую игрушку — штык-нож, с которым он умел обращаться так, как никто из здесь присутствующих.
— Кто бы там ни был, но нам туда соваться пока не стоит, — ответил Микола, продолжая выделывать пассы холодным оружием.
— Сарай, ты тоже так думаешь? — Хомутов бросил взгляд на Сараева.
— Микола говорит редко, но метко, — последовал ответ, который решил исход этого короткого совещания.
А стрельба и крики в кишлаке не прекращались. Было понятно, что кто-то истребляет тамошних жителей, не жалея патронов. Но кто это был, до сих пор оставалось неясным. Впрочем, эта неизвестность длилась недолго. Вскоре со стороны кишлака по направлению к виноградникам устремились два четких силуэта. По мере приближения к солдатам, эти силуэты трансформировались в
Беглецы были уже почти у цели — до кустов виноградника оставалось пару десятков метров, когда спину старика пронзила длинная очередь из «калаша». Старик взмахнул руками и рухнул на землю лицом вниз. Заметив это, девочка бросилась к упавшему и, схватив его за безжизненную руку, попыталась поднять. Но старик лежал без движения, уткнувшись лицом в землю. Тем временем преследователи были уже совсем близко. Один из них, тот, что бежал первым, присел на одно колено и, выставив вперед автомат, стал целиться в девочку. Однако выстрелить он не успел — его опередил Сараев. Выскочив из виноградника, он нажал курок своего автомата и накрыл духов таким плотным огнем, что спустя несколько секунд все было кончено — оба душмана, прошитые пулями, рухнули на землю.
— Инжибю! Иди сюда! — крикнул девочке Сараев и для пущей убедительности взмахнул рукой.
Девочка колебалась, все еще держа в руке ладонь своего погибшего деда. Но в этот момент со стороны кишлака показалась целая орава
— На хера тебе эта душманка? — закричал Хомутов и вскинул автомат, направив его на девочку.
Но Сараев ударом ладони по стволу поднял оружие вверх и пули ушли в небо.
— Она пойдет с нами! — выдохнул в лицо озверевшему напарнику Сараев и, схватив перепуганную афганку за руку, потащил ее за собой, вглубь виноградников — в ту сторону, откуда они недавно пришли.
Вся группа бросилась следом за ними, поскольку пули бегущих к ним «духов» уже ложились буквально им под ноги.
Спустя несколько минут солдаты выскочили из виноградника на пыльную дорогу и первое, что увидели — новую толпу душманов, которые бежали им навстречу. Стало понятно, что дорога к гарнизону перерезана — штурмовать всемером превосходящего тебя чуть ли не вдвое противника было смерти подобно. Единственное, что оставалось — это уходить в горы по тропе, которая простиралась справа. Туда солдаты и бросились, на бегу отстреливаясь от преследователей.