Отойдя от окна, Александр подошел к столу и взял в руки билет в спорткомплекс «Олимпийский» на концерт группы «Спэйс». Держа его в руках, он мучительно размышлял, что ему делать — остаться дома или отправиться на представление. С одной стороны ему не хотелось рисковать — «топтуны» вполне могли засечь его отсутствие именно в период проведения концерта. Ведь Шухрат Ибраев, мало что зная о личности Бородина (у них был односторонняя связь — на нее выходил Александр), обладал лишь косвенной информацией. Но среди этой информации было знание о том, что именно Бородин достал им с женой билеты на концерт группы «Спэйс» и сам тоже мог на него пойти. Значит, его появление на этом мероприятии было нежелательным. И он готов был остаться дома, даже несмотря на свою любовь к музыке Дидье Маруани. Но с другой стороны Александра волновала судьба жены Шухрата Ибраева — Гульнары. Сегодня он провел один эксперимент. Из города позвонил по телефону (предварительно надев на руки перчатки) на квартиру Ибраевых и, услышав в трубке чужой мужской голос, тут же прервал разговор и вышел из будки. Перейдя на другую сторону улицы, он зашел в подъезд ближайшего дома и стал терпеливо ждать. Его ожидание было вознаграждено. Спустя пять минут к таксофону подъехал автомобиль «Волга», из которого вышли трое мужчин. Они зашли в будку, тщательно исследовали ее и удалились. Это однозначно указывало на то, что КГБ взял чету Ибраевых «в оборот». И если за главу семейства Бородин был спокоен — он знал его как мужественного человека, то вот за его жену переживал — ведь она была на последних месяцах беременности. И все эти события могли повлиять на нее и ребенка самым негативным образом. И невольным виновником всего этого оказался бы он — Александр Бородин. Поэтому ему и не терпелось поехать на концерт и лично убедиться в присутствии на нем Гульнары. А если бы ее там не оказалось, то он хотя бы предпринял попытку узнать, где она и что с ней у тех людей, которые заполучили ее билеты. Если они, конечно, не достались сотрудникам КГБ, но их бы Бородин сразу вычислил своим профессиональным взглядом.
В результате всех этих размышлений, Александр, наконец, принял решение. Положив билеты на стол, он отправился в ванную — готовиться к выезду. И эта подготовка была не из самых быстрых и простых мероприятий. Ведь Бородину предстояло пойти на концерт, изменив свою внешность буквально до неузнаваемости.
Первое, что он сделал — достал из потайного сейфа в своем рабочем кабинете пузырек и баночку. На пузырьке было написано «Аспирин», на баночке — «Ночной крем». На самом деле надписи не соответствовали тому, что находилось в этих емкостях. Так, среди таблеток аспирина лежало и несколько похожих, но, в то же время, и отличных от аспириновых, таблеток. Одну из них Бородин и проглотил в ванной, запив с ладони водой из-под крана. Это была уникальная таблетка, которая досталась ему от прежней работы — когда он служил во внешней разведке. Проглотив такой препарат, человек через несколько минут менял внешность — его лицо приобретало отечный вид, морщины разглаживались.
Разобравшись с таблеткой, Бородин открыл баночку с кремом, который тоже обладал уникальными свойствами воздействовать на человеческую кожу — он делал ее значительно смуглее и этот эффект мог длиться несколько часов. Втерев эту мазь себе в лицо, Бородин закрыл баночку и вместе с пузырьком вернул их в сейф. Теперь оставалось ждать нужного эффекта. А пока, чтобы не терять времени даром, Александр извлек из того же сейфа хитрое приспособление. Оно состояло из двух раскладных металлических штырей, между которыми была протянута леска, а на ней висела длинная материя черного цвета. Установив штыри в разных концах кабинета, Бородин включил таймер, который был приделан к одному из штырей. Каждые полчаса кусок материи начинал движение по леске от одного штыря к другому, что при включенном в комнате торшере (и выключенной люстре) создавало с улицы иллюзию, что в комнате кто-то есть и этот кто-то не сидит на одном месте, а двигается.
Закончив с приспособлением, Бородин вернулся в ванную и взглянул на себя в зеркало. Оттуда на него смотрело лицо незнакомого ему человека — одутловатое, смуглое, без единой морщины. А спустя еще пять минут, когда Александр надел на голову парик, кепку и нацепил на нос «профессорские» очки в толстой роговой оправе, он уже окончательно перестал себя узнавать. Родными для него в этом лице оставались лишь глаза — умные и проницательные. Впрочем, и они под линзами очков едва угадывались. Покажись он в таком виде перед родной матерью или женой с дочерью, никто бы из них его не узнал. Чего он, собственно, и добивался.