Спасти СССР. Манифестация II

– Отлично, – умилился я, – всего за две недели! Ты – большая умничка.

Мелкая довольно блеснула глазами и вдруг, ойкнув, заскакала на одной ноге.

– Опять? – встревожился я.

– Ага, – виновато поморщилась, растирая левую стопу.

– Пошли, – кивнул я в сторону гостиной.

Бегала Мелкая быстро, легко и могла делать это долго, но порой у неё потом сводило стопы.

Я уселся в угол дивана. Мелкая прихромала следом, плюхнулась, перекатилась на живот и привычно закинула на меня голени.

– Сейчас, – сказал я, выгибая ей пальцы и стопу, – сейчас уйдёт.

Мелкая выдохнула, расслабляясь:

– Уже почти.

Я принялся вдумчиво продавливать повдоль, разминая свод. Потом начал поглаживать всей ладонью. Стопа у неё была маленькая, почти детская, тонкая и мягкая. Иногда она начинала мелко трепетать под моей рукой.

– Как там Софи? – поинтересовался, перейдя к вытягиванию пальчиков.

– Весело и грязно, – мне даже по её затылку стало ясно, что она заулыбалась.

– Квартира-то хоть за праздники уцелела?

– Чужих не было, – Мелкая извернулась, оглядываясь на меня, и попыталась развеять опасения: – Да нет, с ней забавно. Заботится. Всё нормально, не волнуйся.

– Завтра заеду, – пообещал я, – акварель готовь, начнём заниматься.

– Хорошо, – Мелкая положила голову набок и о чём-то призадумалась. Спина её напряглась.

– Только не вздумай сегодня метаться и что-то судорожно готовить, – предупредил я, берясь за вторую стопу.

– А, нет… – она покачала в воздухе свободной стопой, – я не о том. Письмо от бабушки сегодня пришло. Зовёт на лето, – Мелкая опять легко изогнулась и серьёзно посмотрела на меня.

– О-о… – протянул я задумчиво.

От беседы с Жозефиной Ивановной в Ташкенте у меня осталось весьма сложное послевкусье: по ходу пришлось немного приоткрыться, а вот что она в эту щёлочку успела во мне подсмотреть, так и осталось тревожащей загадкой. Впрочем, кое-что взамен я получил: внучка, как бы француженка поначалу не изображала равнодушие, была ей дорога.

– И как ты на это смотришь? – поинтересовался я у Мелкой.

Взгляд у неё стал напряжённым.

– А ты что-нибудь уже думал о лете? – она пыталась говорить непринуждённо, но напряжённо поджавшиеся пальцы выдали её с головой.

– Да, – кивнул я, – думал. В июне у тебя переводные экзамены. А на июль-август я бы тебя с Софьей на море отправил, куда-нибудь в Крым.

Глаза у Мелкой радостно распахнулись.

– Ух! – она засияла восторженной улыбкой, а потом легла обратно, устроив голову на сгибе локтя, – как здорово! Я на море никогда не была…

– Хочешь, значит поедешь, – невольно заулыбался и я.

– А ты? Ты с нами? Или?..

Я оторвался от массажа и задумчиво почесал затылок.

– Ну, я же олимпиаду выиграл. В июне буду здесь, а вот июль выпадет – сборы, потом Лондон… А вот август я рассчитывал провести вместе.

– Ура! – свободная стопа Мелкой радостно замолотила воздух. Потом я расслышал негромкое: – Теперь буду мечтать.

Где-то за моей спиной послышался хлопок двери, шлёпанье босых ног, и в комнату зашла Кузя, уже успевшая переодеться обратно в школьную форму.

– Чем это вы тут занимаетесь? – спросила она с подозрением и подошла поближе, разглядывая. – О! Это всё меняет, – воскликнула обрадованно.

– В смысле? – обернулся я на неё.

– Кто крайний? – заозиралась она.

– Да нет, ты не так поняла, – сказал я, – у Томки судорога была. Прошло? – наклонился я к Мелкой.

– Ага! – подскочила та. Блеснула улыбкой, бросила «я в душ» и ускакала.

Я зашевелился, собираясь вставать, но не успел.

– Да нет, – сказала Кузя, придержав меня за плечо, – это ты не так понял.

Сказав это, она рыбкой нырнула мимо меня на диван. Торопливо умостила на меня стопы, провела руками, поправляя сзади юбку и сказала умирающим голосом:

– Андрей, мне та-а-к плохо… Помоги, будь товарищем, а?

– Что, заездил девочку? – усмехнулся я, разглядывая розовые аккуратные пальчики.

Кузя приподнялась на локте, повернула голову и с интересом покосилась назад, на меня. Потом довольно воскликнула:

– Эврика! – и с энтузиазмом ткнулась лбом в подушку, – это ты хорошо и вовремя сказал, – а потом заканючила, требовательно помахивая узкими стопами прямо перед моим лицом: – Ну, давай, Дюш, не вредничай.

Тут я понял, что в такой ситуации человек слаб, очень слаб, особенно если он – мужчина.

– Что «эврика»? – поинтересовался, сдаваясь, и осторожно, будто опасаясь укуса, взялся за стопу.

Наташа вздрогнула, словно по ней пропустили ток, и забыла дышать.

– Щекотать не буду, – успокоил её я.

– Ага, – невнятно пробормотала она, расслабляясь.

Второй рукой я взялся за лодыжку и начал медленно вращать стопу.

– Так что за «эврика»?

– Ты! – Кузя, выбросила руку и не глядя ткнула в мою сторону указательным пальцем, – ты навёл меня на мысль с ещё одним вариантом мсти.

– О, женщины… – вздохнул я, – кто о чём… Между прочим, Тыблоко – далеко не самое плохое, что могло бы быть в нашей жизни.

– Знаю, – откликнулась Кузя разморённым голосом, – классная тётка. Но спуску ей давать нельзя.