– Со всем уважением, сенатор, но завтра или послезавтра мы будем делать доклад заместителю директора Компании по планированию. Затем, с учётом внесённых корректив, президенту. После этого, максимум… максимум в течение недели представим в ваш комитет. Сейчас прорабатываем разные варианты, однако всё делается буквально в темпе реального времени и выходит пока слишком сыро, чтобы предъявлять эти материалы кому-либо, кроме внутренней команды…
Пэт Мойнихен помолчал, грозно сопя в трубку, потом возобновил натиск с другого фланга:
– Я ожидаю, что вы не ограничитесь ближневосточным направлением и обязательно учтёте в докладе ситуацию вокруг нового источника в Ленинграде. Пусть лично вы и считаете его пока недостаточно проверенным, но исходящая от него информация полностью подтвердилась и уже дважды принесла нам очевидную пользу. Колби вы привлекли к разработке этой темы, и это правильно – кажется, у него есть какие-то своеобразные идеи? Так задействуйте, в конце концов, и Энглтона[22]
. Может быть, пройдя через фильтр его подозрительности, этот источник очистится от ваших сомнений? К слову, Джеймс сейчас гостит в Израиле, но готов оперативно включиться в такую работу…Бжезинский даже невольно ухмыльнулся, представив себе «радостное» лицо Колби, на которого опять «упадёт» параноик Джеймс Энглтон. Хотя это было бы совсем не смешно, разумеется…
– Благодарю вас, сенатор, за свежую идею, – начал церемонно закругляться Збигнев, – мы обязательно учтём ваши соображения.
– Не забудьте, мы с большим нетерпением ждём результат вашей работы, господин Бжезинский, – Мойнихен постарался оставить последнее слово за собой.
«Только интереса произраильского лобби и Моссада к Ленинграду нам не хватало, – раздражённо подумал Збигнев, опуская трубку, – не дай бог, сведут к этому же источнику и историю с Альдо Моро – и в Ленинграде будет не протолкнуться от заинтересованных лиц минимум трёх сторон. А если подтянутся ещё и неизменно любопытствующие англичане со шведами? Настанет Вавилон, пока КГБ не надоест отслеживать и укрощать всю эту толпу шпионов… Тогда парни из Комитета возьмут большую мухобойку, всех разом прихлопнут, и работать там станет совершенно невозможно. А мы до сих пор ничего внятного там сделать так и не успели – аналитики умствуют, оперативники роют – и всё без толку… Территория противника, конечно, не режим наибольшего благоприятствования, но пора ускорить процесс, пусть даже если ещё и не подготовлены все ресурсы для правильной осады.
А потом, с учётом новых фактов, стоит ещё раз крепко подумать и подумать всерьёз, имея в виду восстановить целостное представление о Главном Противнике, так неприятно пошатнувшееся в последние месяцы…»
Бжезинский вернулся к скучающему Хантингтону:
– Так что, Сэм, – сказал, опустившись на диван напротив, – значит, у тебя есть идеи, как укрепить в русских желание заглотить эту приманку?
Тот «вывесил» фирменную гномью полуулыбку и охотно пустился в прерванные рассуждения:
– Понимаешь, Збиг, просто запустить гражданский лайнер по такому маршруту недостаточно, даже если проложить его курс максимально нагло – прямо над особо охраняемыми объектами на Камчатке и Сахалине. У русских может хватить ума просто отжать его обратно в международное воздушное пространство, и мы ничего, по сути, не получим. А вот чтобы этого не случилось, надо обязательно сделать две вещи, – и он показательно оттопырил два пальца. – Во-первых, надо предварительно настроить их ПВО на максимально жёсткую реакцию. Для этого следует за несколько месяцев до самой акции осуществить демонстрацию, в результате которой у русского командования полетят головы. К примеру, провести вдоль границы манёвры, в ходе которых несколько наших самолётов осуществят имитацию бомбометания по погранзаставе на каком-нибудь островочке на Курильской гряде[23]
. Пока русские поймут, в чём дело, пока поднимут, если поднимут, самолёты – наши уже уйдут в нейтральную зону. Тогда заработает и наберёт необходимый ход тяжеловесная советская военно-бюрократическая машина – с поркой провинившихся, понижениями в должностях, приказом по войскам ПВО… И следующий командующий местным ПВО будет больше бояться проявить «неуместную мягкость», чем отдать команду на применение оружия, – тут вечная полуулыбка сползла с лица Самюэля. На мгновения гном стал очень злым и напомнил Збигневу уже не столько добродушного персонажа Диснея, сколько Менахема Бегина, в ярости громящего оппонентов с трибуны в Кнессете.– Разумно, – качнул головой Бжезинский.
Хантингтон посмотрел на него неожиданно холодно, но потом вернул полуулыбку, теперь ставшую чуть укоризненной.