Спецназ ГРУ против басмачей

— Ах ты сучонок, — зашипел Анненков и потянулся за шашкой, забыв на минуту о том, что ремень с портупеей и солдатским оружием только что сбросил. Этого времени Коле хватило, чтобы унести ноги в сторону казармы — его оружие тоже было не при нем.

— Стоять! — орал атаман ему вслед. — Зарублю!

Теперь внимания Анненкова переключилось с девушки на Николая. Такого оскорбления казачий генерал стерпеть не мог. Размахивая шашкой, в одних портянках на босу ногу летел за молодым парнем атаман, отвешивая ему угрозы.

Николай влетел в казарму, когда там был один Никита.

— Ты чего? — спросил парень.

— Анненков к Джамиле приставал. Убью гада.

— Стой!

Но того было уже не остановить. Выхватив ПММ из кобуры, Николай выбежал на улицу. Анненков стоял у входа в казарму и уже занес над ним шашку, когда меткий прицельный выстрел свалил его ниц.

На секунду все замерло. По счастью, никого из диких казахов атамана рядом не было — свидетелем убийства стал только Савонин. Он бросил ведро с водой, без слов взвалил тело Анненкова на плечо и потащил в сторону реки, откуда только что пришел. Козлов бежал за ним.

— Камень пока ищи, — крикнул ему командир.

Минуту спустя двое негласных заговорщиков были у реки. Отыскав в спешке где-то веревку и привязав камень к ногам атамана, бросили тело в воду. На поверхность водной глади выплыло несколько последних пузырьков погибшего казачьего генерала.

— Ну и что? Что теперь будем делать?

— Черт его знает. Надо у Никиты спросить. Так или иначе, и оставаться нельзя, и уходить нельзя.

— Может, спрячемся где? — робко предположил солдат. Джамиля вылезла из воды и придалась к нему — она продрогла до нитки вода в здешних проточных реках не отличалась теплотой даже летом.

— Еще не знаю. Иди расскажи обо всем Никите, и начинайте собирать вещи. А я тут пока посмотрю, чтоб не всплыл, и следы замету.

Так и сделали. А несколько минут спустя и сам Савонин-старший влетел в казарму.

— Собирайтесь быстрее! Надо успеть до утреннего расчета, пока никто ничего не сообразил и не хватился! Давай, давай…

Дверь казармы скрипнула. На пороге показался адъютант Анненкова.

— Мне командира.

— Я командир, — Савонин сделал шаг вперед. Вся группа уже была в курсе случившегося, и каждый держал за спиной табельное оружие. Все могло случиться в любой момент.

— Тебя атаман кличет.

— Какой атаман?

— Как — какой? Анненков, Борис Владимирыч. Наш атаман. Ты чего, солдат, не выспался?

— А когда он меня звал и куда?

— Только что. К себе звал.

— А где ты его встретил?

— Да что за вопросы? На реке и встретил. Купался он. Он всегда по утрам купается. Велел тебе зайти, что-то обгутарить надо.

Савонин пожал плечами и вышел за порог — возможно, такова была хитрость казачьего генерала. Зная его трусость, можно было предположить, что он боится открытой стычки с людьми Савонина, и решил перебить их поодиночке, начав с командира. Ценаев вызвался идти с Валерием — отказываться и привлекать к себе внимание было нельзя.

— Плохо привязали, что ли? — спросил по дороге Ахмед.

— Да вроде нормально… Ума не приложу, как он выбрался. Пуля-то в самое сердце зашла.

В кабинете Анненков поправлял прическу.

— Здорово ночевали, — бросил он вошедшим парням. Те недоуменно переглянулись, но не решились нарушить этикет.

— Здравия желаем, господин генерал.

— А чего застыли? Проходи, садись. Вот обсудить кое-чего надо. Человек с ваших краев приехал, вести принес.

— Какой человек? Какие вести?

— Атамурад, входи, — крикнул Анненков, после чего видавших виды спецназовцев охватила неподдельная дрожь: перед ними во всей красе стоял живой курбаши Атамурад.

— Ну Козлов, сволочь, — прошипел Савонин. Ценаев его эмоций не разделял — он понял, что проблема не в дрогнувшей руке солдата, они имели дело с чем-то покруче…

За два дня до этого, Лондон

Рейли вошел в кабинет первого лорда Адмиралтейства Уинстона Черчилля за полчаса до назначенного времени — а в приемную пришел и того раньше, за полтора часа. Встреча предстояла более, чем ответственная, опаздывать было нельзя, тем более, что сам хозяин кабинета никогда не отличался особенной пунктуальностью.

— Добрый день, сэр.

— Присаживайтесь, — не поднимая глаз от газеты и не вынимая изо рта сигары, ответил Черчилль.

Грузный, огромный, внушительного телосложения и вообще внушительного вида, лысоватый человек с остатками светлых волос на голове и идеально выбритым лицом, слегка перекошенным алкоголической и презрительной одновременно гримасой — Черчилль считал всех, кроме короля Георга и королевы Виктории, ниже себя как минимум на голову — военный министр сильнейшей на тот момент европейской державы производил слегка устрашающее впечатление. Голос у него был мощный, утробный, глубокий, и потому даже легкое его поднятие казалось выражением гнева, сметающего все с лица земли. Они с Рейли встречались не впервые, но всякий раз субтильный еврей робел перед этим колоссом, словно бы олицетворяющим всю Империю, военная мощь которой была возложена на его плечи.