Спецотдел «Бесогон»

Семена такое положение вещей крайне раздражало и обижало. Я же относился к этому проще, годы, проведенные в лагерях, научили меня ничему не удивляться. Иногда я вспоминал нашу волчицу и ту девочку, что видел рядом со стариком. Однажды она явилась мне во сне. Я запомнил его на всю жизнь. В том сне я шел по узкой горной тропе, а маленькая дикарка следовала впереди меня. Тропа неожиданно оборвалась, предо мной разверзла свои смертельные объятия глубокая пропасть, я едва устоял на самом краешке сухой каменистой тверди, девочка же сорвалась вниз. Я бросился за ней, стремясь удержать, но не смог…

После прибытия в больницу, расположенную где-то за городом, нас с Семеном развели по разным палатам. Я не видел его все то время, что находился в этом непонятном лечебном учреждении. Со мной беседовали многие специалисты, но, странное дело, я совсем не помню содержания тех бесед. Отчего-то я подолгу спал и время от времени сдавал кровь на различные анализы. Порой мне казалось, что мною овладевает какое-то странное состояние, похожее на гипнотический транс. Не покидая этого забытья, я отвечал на какие-то вопросы.

Что это были за вопросы? Кто их задавал? Каковы были мои ответы? Сказать не могу, не помню…

Даже теперь, спустя много лет, когда старюсь вспомнить те дни в таинственной лечебнице, страшно болит голова и не покидает ощущение постоянной, неведомой опасности и неотвратимости надвигающейся беды…

Наконец настал день выписки. Мне сообщили об этом утром, сразу после завтрака, который, как всегда, принесли в мою отдельную, довольно комфортабельную палату.

– Вы свободны. Вашу одежду сейчас принесут! – торжественно возвестила невысокая полная медсестра с зачесанными назад седыми волосами.

Облачившись в выстиранные и тщательно отутюженные вещи, я вышел в коридор, где меня уже дожидался Дадуа.

– Рад, что ты снова здоров. Савва! – он крепко пожал мне руку.

– Я и не болел, Вахтанг Георгиевич, – осторожно возразил я.

– Не спорь, – в голосе Дадуа зазвенел металл, – там, где вам довелось побывать, остаться абсолютно здоровым просто невозможно. Особенности этой местности таковы, что…

Дадуа замялся, немного поразмышляв, он махнул рукой.

– Впрочем, это неважно, – продолжил Вахтанг, – вы свое дело сделали. Теперь над результатами пусть кумекают ученые умы. Эта местность сплошная аномалия, недаром она до сих пор не заселена. Когда мы выдвигались к вам навстречу, не встретили ни одной живой души…

– Она была заселена, – прервал я своего шефа, – там обитало племя белых волков. Тех самых, за которыми охотились Кузин и его сотоварищи. Они ведь были членами той первой экспедиции.

Дадуа молчал, он смотрел на меня пристально, не отрывая своего напряженного взгляда. По этому самому взгляду, по выражению его глаз, по обозначившимся вдруг на лице моего начальника глубоким морщинам я вдруг понял, что Дадуа знает обо всем происшедшем гораздо больше меня, но делиться своими знаниями со мной шеф вовсе не намерен.

Я принял это как данность, я давно служил в органах МГБ и очень хорошо понимал язык взглядов. Но, не смотря на это, я все же позволил себе спросить у Вахтанга:

– Товарищ Дадуа, кем же был на самом деле Федор Кузин?

– Федор Кузин был агентом тайного нацистского института Аннонербе. он работал на немцев давно, был завербован еще кайзеровской разведкой, когда находился в Германии на студенческой практике. Он ездил туда по обмену студентами еще до революции…

Дадуа присел на жесткий коридорный диван и, достав из портсигара папиросу, закурил, выпуская в потолок сизые клубы дыма.

– На деньги немцев Кузин и его товарищи-ученые навербовали в помощники уголовную шваль и отправились в первую экспедицию. Их внимание привлекли те места, они имели дурную славу, считались загадочными и страшными, вот Кузин и решил исследовать их. Однако экспедиция погибла, ее члены большей частью не выдержали воздействия аномальных зон и просто перебили друг друга. Кузин заинтересовал их рассказами о тамошних кладах и алмазных месторождениях, тем самым, вызвав у этих недалеких людей агрессивность и алчность…

– А его дядя, что приходил к нам в отдел? Он тоже работал на немцев?

– Да, – кивнул Дадуа, – сразу после вашего отбытия в путь я взял в разработку этого фрукта. Он показался мне подозрительным. Кроме того, я раскопал сведения о Вадиме Стрельникове и очень быстро выяснил, что того убили, инсценировав самоубийство. Все это породило еще большее недоверие к Кузину-старшему. Пришлось провести несколько допросов с пристрастием, их ученый муж не выдержал, сломался, он оказался слабаком. – Вахтанг аккуратно потушил папиросу и, сунув окурок в кадку с большим пыльным фикусом, продолжил. – Пытать ученого мужа. Что может быть гаже? Однако иногда нам приходится заниматься подобными вещами. Поверь, я делаю эту грязную работу достаточно эффективно. – Вахтанг смерил меня строгим немигающим взглядом, от которого мне стало не по себе.

– Охотно верю, – выдавил из себя я.