Спин

– О да. – Джейсон отодвинул тарелку с недоеденным стейком. – И даже стоимость вполне подъемная. Единственная сложность заключается в разработке максимально выносливых одноклеточных организмов. На Марсе холодно и сухо, атмосфера фактически отсутствует, Солнце ежедневно стерилизует поверхность планеты своим излучением. Но даже в такой ситуации у нас остается уйма экстремофилов: например, бактерии, живущие на антарктических скалах или в отработавшем ядерном топливе. А все остальное – проверенная технология. Мы умеем запускать ракеты и знаем, что такое эволюция органического мира. Единственное, что для нас в новинку, – это плоскость применения, где мы получаем долгосрочные результаты практически мгновенно, через несколько дней или месяцев после старта проекта. Это… некоторые называют это телеологической инженерией.

– То есть почти то же самое, чем занимаются гипотетики. – Я попробовал новое слово на вкус.

– Верно.

Вскинув брови, Джейсон взглянул на меня – удивленно, с уважением, – и я, давно уже не ребенок, был польщен.

– Пожалуй, отчасти это так, – добавил он.

* * *

В книжке о первой высадке человека на Луну (напомню, это произошло в 1969 году) я однажды вычитал занятную подробность: в те времена пожилые люди – мужчины и женщины, родившиеся в девятнадцатом веке и помнившие, каким был мир без автомобилей и телевидения, – крайне неохотно верили новостям. В детстве, услышав фразу «сегодня двое прогулялись по Луне», они решили бы, что это зачин сказки; теперь же информацию преподносили как непреложный факт, и люди не могли принять ее, ибо истина противоречила их понятиям о рациональном и абсурдном.

Теперь настал мой черед.

Мой друг Джейсон говорил о терраформировании и колонизации Марса, и он не бредил, а если бредил, то не сильнее десятка власть имущих интеллектуалов, по всей видимости разделявших его убеждения. То есть, кроме шуток, вопрос уже решается на некоем бюрократическом уровне.

После ужина, пока еще не совсем стемнело, я вышел прогуляться по территории.

Ландшафтник Майк потрудился на славу. Идеально подстриженный газон, услада для глаз перфекциониста, сверкал первозданной зеленью. Лесополоса за ним утопала в тенях. В таком освещении Диане полюбились бы эти заросли, думал я и вспоминал, как она давным-давно читала нам вслух во время летних посиделок на берегу речушки. Однажды, когда речь зашла про Спин, Диана процитировала стишок английского поэта Альфреда Эдварда Хаусмана:

Злой медведь по лесу топал,По пути младенца слопал.А младенец знать не знал,Что его медведь сожрал.

Когда я открыл заднюю дверь и вошел на кухню, Джейсон говорил по телефону. Он взглянул на меня, отвернулся и понизил голос:

– Нет. Если других вариантов нет, то да, но… Нет, я понимаю. Да, ладно. Я же только что сказал: ладно. В смысле, что это значит? Это значит «ладно».

– Диана звонила? – спросил я, когда он сунул телефон в карман.

Он кивнул.

– Приедет?

– Приедет. Но пока ее здесь нет, хочу прояснить пару моментов. Наш разговор за ужином… Об этом ей знать не следует. Ни ей, ни кому-то еще. Это закрытая информация.

– То есть секретная?

– С формальной точки зрения, пожалуй, да.

– Но со мной ты решил поделиться.

– Да. И это федеральное преступление. – Он улыбнулся. – Но его совершил я, а не ты. И я верю, что ты не проболтаешься. Потерпи немного. Через пару месяцев обо всем раструбят по Си-эн-эн. Кроме того, Тай, в моих планах есть место и для тебя. В ближайшее время фонд начнет подбирать кандидатов в колонизаторы весьма непростой территории. Для медицинских осмотров нам понадобятся всевозможные врачи. Скажи, ведь здорово будет поработать вместе? Может, приедешь?

– Джейс, у меня за душой ничего, кроме диплома, – оторопел я. – Сперва нужно пройти резидентуру.

– Всему свое время.

– Значит, ты не доверяешь Диане?

– Честно говоря, нет. – Улыбка сошла с его лица. – Больше не доверяю.

– Когда она приедет?

– Завтра. В первой половине дня.

– И что ты недоговариваешь?

– Она приедет не одна, а со своим парнем.

– Это плохо?

– Сам посмотришь.

Все меняется

Проснувшись, я понял, что не готов ее увидеть. Открыл глаза в роскошном летнем домике И Ди Лоутона в Беркширах, взглянул на солнце сквозь кружевную филигрань занавесок и подумал: «Хватит с меня этого бреда». Я от него устал. От всего этого своекорыстного дерьма последних восьми лет, не исключая моей интрижки с Кэндис Бун – девушкой, раньше меня сообразившей, что я выдаю желаемое за действительное. «Ты слегка зациклился на этих Лоутонах», – сказала однажды она. Да неужели?!

Я не мог с полной уверенностью сказать, что до сих пор влюблен в Диану. Наши отношения никогда не достигали такой ясности. Мы то сходились, то расходились, подобно двум лозам, вьющимся по шпалере, но в лучшие моменты между нами рождалась настоящая духовная связь, ощущение столь серьезное и зрелое, что я его даже побаивался. Вот почему я так тщательно скрывал свои чувства. Думаю, Диане тоже стало бы не по себе.