Спиной к тигру

– Понимаю. Но как же тогда появилась дочь, Маргарита Дмитриевна, если Дмитрий Оганов был в эмиграции?

– Помните из истории, в начале двадцатых, объявили НЭП? Так вот в то время многие поверили в перемены к лучшему и вернулись на родину. В том числе вернулся и мой прадед. Кстати тогда же он и привез с собой эти картины. Только пробыл он в России не долго. Всего года два, три. А как только снова начались гонения, он тут же уехал во Францию. Он хотел забрать с собой и жену с дочкой, но их не выпустили из страны. Именно тогда и заставили мою прабабку отречься.

– И как он к этому отнесся?

– С пониманием. Уже тогда стало понятно, что СССР это большой тюремный лагерь.

– Но если я не ошибаюсь, он умер в конце восьмидесятых. Уже в то время он мог хотя бы приехать навестить своих родственников.

– Да, и это еще одна драматическая история моей семьи. Это было, если не ошибаюсь, в году так шестьдесят пятом. Известная вам Маргарита Дмитриевна в то время преподавала в университете политэкономию и чтобы полностью искоренить прошлое, ну и, разумеется, чтобы сделать карьеру, отреклась от живущего заграницей отца. В то время все, проживающие за бугром, автоматически причислялись к стану врага. Тем более, что Дмитрий Оганов никогда не скрывал своего негативного отношения к советскому строю. Об этом печатали французские газеты. А за ее поступок, Маргариту Дмитриевну конечно похвалили. Даже превозносили ее, словно она совершила подвиг. В общем, Павлик Морозов, только в юбке. Поэтому прадед и не приехал.

– Вот тебе раз. Выходит, от него отреклись дважды. Вначале жена, затем и дочь. Тогда непонятно неприятие твоего отца, как выходца из народа. Почему вдруг вспомнила о своей родословной. Голубая кровь взыграла?

– Не знаю. Но мне кажется, она поняла, что совершила чудовищную ошибку в своей жизни. И отрекаясь от нас, она словно обрекала себя на одиночество. А одиночество это очень серьезное испытание. Но ни у меня, ни у отца на нее обиды не было. Просто было по-человечески ее жаль. Она была несчастным человеком.

– Может быть, может быть, – задумчиво произнес Олег. Эта история не оставила его равнодушным, – И что, он больше не давал о себе знать?

– Было одно письмо. Незадолго до смерти. Прадед писал о превратностях судьбы, о жизненных круговоротах, в которые попадают люди. О том, что все могло бы быть иначе, если бы не гражданская война и тому подобное. В конце же была приписка, что они (то есть его родственники), обретут богатство, если правильно распорядятся его картинами. В общем, полный бред. Картины проданы. Богатство – сами видите, – Анатолий грустно усмехнулся.

– Да, наверное, – Олег хотел попрощаться.

– Кстати, пару дней назад приходил один молодой человек. Также интересовался картинами Оганова. Оставил свой телефон. На всякий случай. Если хотите, я вам его отдам.

– Но зачем? Я ведь хочу купить, а не продать картину.

– У него, как и у вас, одна картина. Он ищет пару. Возможно, вы договоритесь.

Олег взял бумажку и, поблагодарив, направился к выходу.

Глава 5

– Кто там, – раздался за дверью чей-то женский голос.

– Моя фамилия Ордынцев Сергей Павлович. Следователь. Я звонил вам полчаса назад.

Ордынцев развернул служебное удостоверение.

– Да. Проходите, – полноватая женщина средних лет, с заколотыми в тугой узел темными волосами, одетая в яркий атласный халат, указала рукой внутрь квартиры, – Знакомьтесь, мой муж, Джеймс Кларк. Он американец.

– Очень приятно, – Ордынцев пожал протянутую руку.

– Располагайтесь, – женщина провела следователя в гостиную, – присаживайтесь.

Американец предусмотрительно извинился и оставил их вдвоем.

– Вам стало что-нибудь известно об отце? – руки женщины нервно теребили носовой платок.

– Ольга Львовна, если не ошибаюсь? – уточнил Ордынцев.

– Да.

– Должен вас огорчить. Но пока о вашем отце нет никаких известий.

– Зачем же вы тогда пришли? – в словах Ольги Львовны чувствовалось разочарование.

– Органы склоняются, что у вашего отца произошла потеря памяти. И вероятно он где-то обитает, не помня, кто он и откуда.

– Чушь! – глаза женщины метали молнии, – проще всего сослаться на потерю памяти у пожилого человека. Но я никогда не поверю, чтобы отец ни с того ни с сего, вдруг потерял память. И то, что ему 73 года, ни о чем не говорит. Он писал статьи по искусству. Составлял каталоги. Знаете, какая нужна память, чтобы упомнить названия тысяч работ и почти столько же фамилий художников. У него переводы на восемнадцати языках мира. И вообще….

Ольга Львовна отвернулась, не желая показывать выступившие слезы.

«Не похоже, что она претворяется, – отметил про себя Ордынцев, – наверняка она не имеет отношения к исчезновению отца».

– А этот ваш муж, Джеймс, чем он занимается?

– Он дантист. В который раз приезжает, чтобы уговорить меня уехать в Америку.

– И что вас удерживает?

– Я не уеду, пока не разыщу отца. Живого или мертвого, – слова звучали твердо, не допуская никаких сомнений в своих намерениях.