Спроси призрака

«Молчание мамы о смерти родителей мне ясно. Но зачем было менять местами себя и папу в рассказе о моём удочерении? Не могла же она это забыть или просто перепутать! Не понимаю: почему не сказать правду?»

Из подсознания выскочила бесконтрольная фраза, сказанная во время сеанса с Призраком, обращённая к Анне – «Ты вечная лгунья!», – и тут же послышался первый удар грома. Девушка вздрогнула и от неожиданности обхватила коленки.

Элли хотела было уйти, но настроение её слишком совпадало со стихией. Девушка давно не испытывала злости, а сейчас понять не могла: к матери ли относится эта злость, или к самой себе – из-за того, что позволила глупому отчуждению завладеть рассудком. До грозы природа выглядела лицемерной, слишком приятной, наигранной для происходящего внутри, а сейчас всё сделалось внятным: злость и обида на родного человека, который темнит, перевирает и отгораживает.

Стало темно на час-полтора раньше ожидаемого. Всё затихло перед грозой.

Девушка не спеша направилась поближе к дому, чтобы успеть сбежать на случай резкого ливня, но услышала чужие звучные разбитные шаги и присела. В осенних листовых прогалинах гортензии был различим уже знакомый силуэт Великана. Теперь, когда она видела его так близко, он смотрелся ещё крупнее и постучал в дверь так громко и часто, как и предполагала Элли. Девушка испугалась: уж не из-за неё ли он пришёл, найдя свою дверь незапертой? Уйти незамеченной у неё больше не было возможности, да она и не собиралась.

Послышались не очень разборчивые крики: «не стоит, позвольте мне… я его уже прогоняла… можете это поручить Бетти, только бы вы не взволновались…», а затем дверь отворилась так стремительно, что ударилась с размаху о стену и пошла сильным ходом назад, но была остановлена рукой. Свет соскользнул на заросли, сделав пространство таинственным. В дверях стояла Анна:

– Пора расставить все точки! Отойдём подальше от чужих ушей. – Она схватила Айзека за руку и с силой потянула за собой вглубь сада. Расстёгнутый синий шёлковый халат, белая ночная сорочка под ним и растрёпанные волосы придавали ей довольно воинственный вид, который, как и терпкий тон, ничего хорошего не сулили.

Позади покорно затворила дверь разохавшаяся Филиппа, и скудное освещение теперь давали лишь горящие окна сжавшегося под раскатами грома особняка.

Теперь Анна и Айзек находились даже ближе к Элли, чем у входа в дом. Сердце девушки забилось чаще, и поменяло недавнюю злость на тревогу – ведь настоящая ярость кипела совсем рядом, в собственной матери.

– Какого чёрта тебе надо, ублюдок?

Элли аж непроизвольно присела от удивления и едва могла распознать в этой свирепой и брызжущей желчью женщине что-то родное.

– Успокойся!

– Я выведу тебя, как грязное пятно, из нашей жизни! – Анна с размаху ударила по лицу Великана.

Тот отшатнулся от неожиданности.

У Элли просто открылся рот, но она его тут же зажала руками.

– Зачем ты явился сюда?! – продолжала кричать разъярившаяся женщина, стягивая фразы крепкими словами, которые мы, пожалуй, опустим. – Ты же увидел: здесь больше нет прошлого, и тебе здесь не место! Чего ты задумал – всё с ног на голову перевернуть? Тебя сюда никто не звал, я ясно ещё вчера тебе передала: катись к чёрту, сволочь!

Элли онемела. Такой «страшно эмоциональной» она не видела мать никогда! «Ошеломлена» сказать о девушке – ничего не сказать.

– Я не сверну. Не для того я сюда добирался бог знает откуда, чтобы твои вопли слушать! Бери бумагу и подписывай! – Что-то зашелестело у него в руке.

– Тварь! – Анна снова попыталась ударить Айзека, но тот перехватил руку.

– Не будь дурой! Говорю: подписывай. Ты же знаешь: через суд дороже выйдет. Я лишь куплю эту рухлядь – и дело с концом.

– Это дом моих покойных родителей – он мой, мои воспоминания в нём!

– Что за вздор? Я прекрасно помню, что тебе было наплевать.

– Ты не всё знаешь. Во всяком случае, не так, как тебе кажется. Он тебе не всё говорил о себе… о нас с ним…

– Я знаю с его слов предостаточно и просто выполняю его просьбу. Всё равно никто этот дом больше не возьмёт. Я согласен даже перестроить его по доброй старой памяти, но не к тебе. Ты совсем не изменилась, только хуже стала притворяться.

– Я так и знала, что ты постоянно пытался разрушить наше счастье!

– Не неси чушь! Ты здесь по его доброй воле, только поэтому я тебя и не трону, сможешь жить здесь и дальше, если захочешь! – Он кивнул на дом Пёрков и протянул ей бумагу и ручку.

Начали падать крупные капли, подул недобрый ветер, и Айзеку надо было поторапливаться.

– Ни за что! – выпалила Анна.

Дёрнулась к крыльцу, но он схватил её за развевающуюся полу халата и резко дёрнул назад, к себе. Она попыталась закричать, но он плотно, с силой закрыл ей рот – так, что слышался только тихий сдавленный гул. Когда тот прекратился, Великан медленно убрал ладонь и пронзительно посмотрел ей в глаза.

Губы у Анны дрожали, а на глазах заблестели накатывавшиеся неподдельные (как показалось Элли) слёзы. Силы будто покинули её, и послышался лишь шёпот:

– Я не верю тебе. Ты меня обманешь.