— Почему не удавалось? — обиделся Кен. — очень даже удавалось. И удается, я не жалуюсь — вот так сегодня… Да не дерись же ты! Просто с нормальными каратистками… скучно. Они только о каратэ и говорят, и пристают все время — даже в постели — чтобы я им всякие приемы показывал. Я же инструктор высокого ранга, за частный урок беру двести долларов, да и некогда мне уроки давать — своей работы невпроворот.
Тут меня неудержимо начал разбирать смех:
— Так зачем же ты меня все норовишь инструктировать, если тебе это не нравится?
— Тебя — нравится. И ты совершенно зря отказываешься, это правда весело. И с тобой можно говорить о чем угодно — вот о литературе, например. Ты же библиотекарь, участвуешь в потрясающем проекте «Спросите Колорадо» и знаешь ответы на все вопросы. Ты умная. Только глупая еще. Но это, к счастью, поправимо. Ну все, я тебя убедил? Давай вылезай из кровати, у нас есть пять минут на занятие, иначе завтра мы на работу не встанем.
Уже когда мы все-таки легли спать — не через пять минут, а почти что через час, — я вдруг увидела, что мы забыли закрыть жалюзи выходящего во двор окна моей спальни.
— Интересно, что подумали страдающие бессонницей соседи, когда увидели нас, дерущихся голышом? — подумала я вслух.
— Им понравилось, — пробормотал засыпающий Кен. — И потом, это только я был без одежды, тебе-то стесняться нечего…
Действительно, как я ни сопротивлялась, он все-таки нацепил на меня пояс…
Я упала в сон, как в колодец, и не помнила ни единого сновидения.
Пятница, 20
Покидая на рассвете возлюбленную, мужчина не должен слишком заботиться о своем наряде.
Не беда, если он небрежно завяжет шнурок от шапки, если прическа и одежда будут у него в беспорядке, пусть даже кафтан сидит на нем косо и криво, — кто в такой час увидит его и осудит?
Когда ранним утром наступает пора расставанья, мужчина должен вести себя красиво. Полный сожаления, он медлит подняться с любовного ложа.
Дама торопит его уйти:
— Уже белый день. Ах-ах, нас увидят!
Мужчина тяжело вздыхает. О, как бы он был счастлив, если б утро никогда не пришло! Сидя на постели, он не спешит натянуть на себя шаровары, но, склонившись к своей подруге, шепчет ей на ушко то, что не успел сказать ночью.
Как будто у него ничего другого и в мыслях нет, а смотришь, тем временем он незаметно завязал на себе пояс…
Я проснулась оттого, что меня целовали. Комнату наполнял аромат свежесмолотого кофе, и это было очень приятно, и мне не хотелось открывать глаза, чтобы не спугнуть мой сладкий сон.
— Ну никак тебя не добудиться, — возмущенно сказали прямо у моего уха, и глаза пришлось открыть. Это был Кен, умытый и побритый, а на прикроватном столике стоял поднос с кофе, сваренном в турке, единственный тип кофе, который я пью!
— Ты же сказал, что не умеешь варить кофе? — удивилась я.
— Если бы я ждал, когда ты соблаговолишь его сделать, я бы умер от жажды! Вставай немедленно!
Я приподняла голову и посмотрела на Кена.
— А зачем ты оделся? Мы что… не будем снова тренироваться прямо сейчас?
Он застонал.
— Я именно это хотел тебе и предложить полчаса подряд, и расталкивал тебя как мог, но ты была как мертвая!
— Надо же… И ты не попытался воспользоваться моей беззащитностью?
Кен вздохнул.
— Я и об этом думал, но кто тебя знает, что ты устроишь, когда проснешься и обнаружишь, что едва знакомый мужчина сидит на тебе верхом. Я решил не рисковать.
— Ну и совершенно напрасно… Но что уж теперь жалеть о пролитом молоке…
Я приподнялась повыше, чтобы взять чашку с кофе, и тут увидела часы. Издав немыслимый вопль, я вскочила и метнулась в ванную. Кен от неожиданности чуть не выронил кофе.
— Что случилось?
— Ты видишь, который час? У меня в восемь утра собрание. Я опаздываю! И все из-за тебя!
Кен сел на кровать и потер виски.
— Да, что есть, то есть. Но я торжественно обещаю — с сегодняшнего дня мы будем ложиться с петухами. В десять часов — и баиньки. Надо только решить — где.
Я выглянула из ванной, все еще мокрая. Но уже с одним накрашенным глазом.
— Что — где?
Кен поглядел на меня:
— И еще нам нужно подтянуть твой английский язык. Ты иногда говоришь так, что я тебя совершенно не понимаю.