«2.1.48.
Большое спасибо за курево и поздравления с Рождеством, и прежде всего за рисунок Анне Марии. Она замечательно рисует и стала очень хорошо писать, после того как пошла в школу. Лейф тоже скоро всему этому научится. Я никогда не забуду, каким добрым и старательным он был маленький, когда сидел в песке и играл один, потому что у дедушки не было времени взять его на руки. Милый Лейф, я тебя помню!»
«Иванов день, 1948.
Спасибо тебе за письмо.
Да, Лейф великолепен, такой бодрый, жизнерадостный, трудится не покладая рук. А вот Эсбен немного покашливает.
Итак, ты получил решение Верховного суда. И я кончаю писать свою книгу. Теперь посмотрим, сумеет ли Гиерлёфф это напечатать.
Гаммермайер мог бы ее издать, но он не может выкупить права на мои старые книги.
Хорошо бы, чтобы Ханес не посылал больше гонорары в Берлин вообще, пока в Германии все не наладится. Во всяком случае, не посылал их больше Гензелю.
Ты пишешь: если закон пройдет до каникул.
Тогда есть надежда, что я опять вернусь домой.
Я построил дом для других. Но не позаботился о том, чтобы построить домишко для себя.
Через месяц мне исполнится уже девяносто.
Мне он пишет о своей ежедневной работе за письменным столом, о том, что плохо видит при «искусственном свете» по вечерам, видит только когда солнце падает прямо на бумагу — «тогда я, слава Богу, вижу все хорошо». А вообще он ждал решения Верховного суда, которое, как он думает, займет много времени. «Ну что ж, я могу ждать, — говорит он. — У меня кружится голова, и я шатаюсь, как пьяный, когда совершаю свои дневные прогулки, но я не сдаюсь и не пропускаю ни одного дня».
«29.8.48.
Я исхожу из того, что фру Страй сообщила тебе о своем разговоре с Григом и что „Гюлдендал“ дает деньги.
Я очень рад, что Верховный суд не тронул ваши детские акции. Это была моя постоянная просьба к фру Страй.
Жаль только, что я не могу помочь тебе рассчитаться с „Гюлдендалом“. Может, ты когда-нибудь отработаешь этот долг своей живописью…»
Отца очень занимало, что издатели за пределами Норвегии опять заинтересовались его книгами, и в письмах ко мне он просит сообщить об этом подробно и как можно скорее. Особенно его волнует судьба его последней маленькой книги, которая, как он надеялся, реабилитирует его и морально и как художника. С недоверием и надеждой он следил за передвижением рукописи по всей Европе.
Крайне важно было, как ее примут в Германии, со временем стало ясно, что права на нее разделят издатели Лист и Ланген. В Швеции право на книгу в конце концов купил «Бонниер», и это заставило Харалда Грига поторопиться с решением. Издательств во «Ханес» в Барселоне, о котором у отца было несколько идеализированное представление, продолжало издавать его романы, переведенные, к сожалению, только с немецкого. Но теперь, когда я пишу эти строки, благодаря инициативе норвежского посла в Мадриде, Лейфа Мевика, «Мистерии» на этот раз будут переводить с языка оригинала.
А вот тогда, когда издание книги «На заросших тропинках» висело на волоске, книги, которая по мыслям отца должна была способствовать новым тиражам его старых книг, он прислал мне письмо, в котором не без горечи, писал: «Одно норвежское издательство хочет узнать, что думают о моей новой книге за границей, прежде чем напечатать ее! Ну не смешно ли?»