Среди гор

— Эй, товарищ! — обратился он к милиционеру. — Идем, мы пригоним байских лошадей, которые остались в зарослях можжевельника!

Пастух вскочил на большую гнедую лошадь и пошел рысью на подъем по горе. Сзади еще раздавались угрозы и проклятья, но он махнул на это рукой. Когда милиционер догнал его, старик доверительно сообщил ему:

— О сын мой! Я родился и вырос в этих горах… В нашем Ала-Тоо много таких мест, где может укрыться от человеческого глаза не только жеребец со своим косяком, но и Киизбай со своим скотом и аилом…

Навстречу им, из-за седловины, на гребень косогора со звонким ржаньем выбежал гнедой жеребец. Приседая на задние бабки, расплескивая космы густой волнистой гривы, жеребец быстро скатывался вниз. Старик с милиционером пошли ему наперерез. Жеребец, все так же продолжая на ходу оглашать горы ржаньем, покосился на людей и гордо, независимо пронесся мимо них.

— Ой, товарищ милиционер, запомни! — с восхищением и нескрываемой гордостью, что слова его оправдываются, громко проговорил старик. — Это знаменитый байский жеребец Керкашка. Видишь, он выскочил из-за гребня, значит, по ту сторону пасется где-то его косяк. Он, этот жеребец, очень ревнивый. Если от косяка отобьется хоть одна кобылица, не успокоится до тех пор, пока не разыщет ее. Будет весь день бегать по горам и звать ее, подружку. Такой уж он молодец, от своего не отречется, не то что его хозяин!

Высокий голубой небосвод лежал, опираясь на полукруг горной цепи, оттеняя гребни хребтов. Начало восходить солнце, зазеленели, светлея, темные склоны, пробежал ветерок, неся аромат пахучих трав. Еще мгновение — и под лучами солнца озарилось, раздвигаясь вширь, все урочище с его склонами, скалами, расселинами и впадинами. Всю ночь вольготно и досыта паслись лошади. Сейчас, при восходе солнца, они блаженно греются в его первых лучах. Серебряными капельками тает под гривами ночная изморось, завитками лоснится чистая шерсть.

Старик увлеченно рассказывал милиционеру о несчастном случае, происшедшем когда-то в этом месте, и они не заметили, как достигли гребня горы. Отсюда, с высоты, открылась чудесная панорама утренних гор. Безбрежный горный край раскинулся под безбрежным небом. Белые снежные вершины щетинятся, как гигантская опрокинутая пила. Ниже снега обрывисто громоздились причудливо выветренные серые и красные гранитные скалы, а еще ниже шел зеленый пояс с сосновыми лесами, с болотцами и родниками в складках гор, с тучным травостоем по взгорьям и склонам, с оврагами, с расселинами и впадинами. Это и было самое прославленное урочище по пути к альпийским выпасам — вот это урочище Чон-Тор, где сливаются три долины, три реки. Здесь нет равнин, здесь нет дорог, здесь все громоздится одно на другое: камни на камни, скалы на неприступные скалы. Трудна и опасна жизнь человека в таких местах. Но для киргизов, родившихся и выросших здесь, почти с пеленок привыкших к седлу, нет милее края, чем эти величественные, суровые, неприступные горные просторы. Он, киргиз, по природному чутью найдет себе дорогу, найдет место для юрты, устроится в самом, казалось бы, недоступном месте. Даже темной ночью с невозмутимым спокойствием он будет карабкаться по тропе, бросив повод на гриву, полностью доверившись инстинкту лошади. А какие трудные перевалы, где на каждом шагу пропасть в глубоких трещинах льдов, а над головой постоянно нависают смертоносные снежные лавины, преодолевает киргиз с семьей и со скотом! Вон за тем могучим перевалом, что лежит во льду и камнях, дальше есть еще один перевал. Он еще выше этого, еще трудней и опасней. «Туда путь доступен только птицам, диким козам и киргизскому кочевью», — так говорили древние мудрецы.

Старик, с восхищением любуясь горами, указал милиционеру камчой:

— Смотри, товарищ, вон туда, вон на те горы!

— Да, красиво! — ответил милиционер. — Баи туда кочевали, да?

— Да. Вон видишь, на высоте поблескивает, как зеркальце, пятно? Это ледяной перевал. Если добрый конь под всадником — то надо лишь одну ночь, чтобы добраться туда. А как пройдешь эти перевалы, там уже пойдет спуск… Тем, кто против нас черные мысли таит, только бы туда добраться, а там поминай как звали…

— Да, отец, граница-то близко отсюда, — согласился милиционер.

— Поэтому бай так рано и начал кочевку в этом году. Да, видать, не удалось ему перехитрить закон! Ну, поехали, батыр. Разыщем баю его пропавший скот… Вот уж благодарить нас будет… Ха-ха-ха! — Старик замолк, словно вспоминая о чем-то, и потом, пристально глянув на милиционера, спросил: — Эй, батыр, а как тебя звать-то, имя свое скажи!

Милиционер чему-то лукаво ухмыльнулся:

— Ларион.

— Э, постой! — радостно воскликнул старик, попридержав лошадь. — Ой, батыр, да ты никак тот самый Арибан, пасынок того русского Назарова, а?

Милиционер закивал головой:

— Я тот самый.

Старик от радости протянул ему сразу обе руки: