Среди грабителей и убийц. Воспоминания начальника сыскной полиции

А «Священный муж», пожав руку отца, со словами: «Где же мой дружок» беспокойно осматривается кругом. И горе мне, если я замешкаюсь. Быстрым маневром мой враг приближался ко мне, завладевал моим ухом и басил:

– Постреленок, набей-ка погуще трубочку!

Это набивание трубочки было для меня инквизиторской пыткой. Решив отомстить врагу, я в один прекрасный вечер раскрошил ненавистную трубку на мелкие части. Подвиг мой имел пренеприятные последствия: меня выдрали беспощадно…

Вдруг моя лошадь неожиданно остановилась и затем резко шарахнулась в сторону. Но в тот же момент чья-то сильная рука схватила Серко под уздцы и осадила его на месте… Я растерянно оглянулся вокруг и увидел по обеим сторонам своего кабриолета две самые странные и фантастические фигуры.

Рожи их были совершенно черны, а под глазами и вокруг рта обрисовывались широкие красные дугообразные полосы. На головах красовались остроконечные колпаки с белыми кисточками.

«Черти, совершенные черти, как их изображают на дешевых картинках… Недостает только хвоста и рогов», – подумал я. Однако ясное дело – жулики!

Вижу, что дело принимает для меня дурной оборот. У одного из злоумышленников, вскочившего на подножку кабриолета, оказался в руках топор. Подняв его вровень с моей шеей, он грубым и хриплым голосом, подражая трубе, прорычал:

– Нечестивый! Гряди за мною во ад!

Я собрал все присутствие духа.

– Полно дурака-то валять!.. Говори скорее, что тебе от меня надо? Мне нужно торопиться в город, – проговорил я, смотря в упор на черта и в то же время обдумывая, как бы благополучно отделаться от этих мазаных бродяг.

– Митрич, брось комедь ломать! Вишь, прохвост (так окрестил меня другой мерзавец) не боится нечистой силы!

В ответ на замечание своего товарища, стоявшего с правой стороны кабриолета, Митрич уже вполне естественным голосом произнес:

– Давай деньги! А не то…

Жест топором докончил фразу, вполне для меня понятную.

«Заслониться левой рукой, а правой ударить злодея по голове так, чтобы последний слетел с подножки, а потом, воспользовавшись переполохом, тронуть вожжами лошадь»… – вот мысли, которые пронеслись было у меня в голове. Но брошенный вокруг взгляд сразу охладил мой порыв: с правой стороны кабриолета, плотно прижавшись к подножке, стоял второй бродяга, с толстой суковатой палкой в руках, одного удара которой было вполне достаточно, чтобы размозжить самый крепкий череп.

«Заслониться левой рукой, а правой ударить злодея по голове так, чтобы последний слетел с подножки, а потом, воспользовавшись переполохом, тронуть вожжами лошадь»… – вот мысли, которые пронеслись было у меня в голове.

В то же время положение кабриолета и лошади близ самой канавы и куча щебня у переднего колеса не допускали мысли о том, чтобы благополучно выбраться на дорогу, не опрокинувшись вместе с экипажем, даже в том случае, если бы мне и посчастливилось отделаться от двух ближайших ко мне мерзавцев.

Но, помимо этих двух, предстояло иметь дело еще с теми двумя бродягами, которые держали лошадь. Несомненно, что при первой моей попытке к сопротивлению они не замедлили бы броситься на помощь товарищам.

Вижу – дело дрянь! Один против четверых – борьба неравная, живым не уйдешь! На душе стало скверно… Меня охватило прежде всего чувство глубокой досады на себя за то, что, пускаясь в глухое ночное время в путь, я, по беспечности, надевая штатское платье, не взял с собою никакого оружия, даже перочинного ножа… (хорош сыщик, хорош полицейский).

Вижу – дело дрянь! Один против четверых – борьба неравная, живым не уйдешь! На душе стало скверно…

– Ну, прочитал, купец, отходную? – насмешливо проговорил разбойник, не опуская топора.

«В шею метит, мерзавец!» – подумал я и инстинктивно поднял вверх левую руку, чтобы защититься от удара.

– Не греши даром, Митрич, – произнес нерешительным тоном один из двух державших лошадь.

– Жалость, что ли, взяла? – сухо ответил разбойник, не отводя, однако, топора. – Не прохлаждайся!.. Доставай скорее деньги! – свирепо вдруг закричал он.

Сопротивление было бесполезно, так как я отлично понимал, что при первом моем подозрительном движении или крике второй разбойник, не спускавший с меня взгляда, раскроит дубиной череп прежде, чем я успею завладеть топором. Я счел дальнейшие колебания излишними и опасными. Не оставалось ничего другого, как покориться и отдать кошелек.