Среди грабителей и убийц. Воспоминания начальника сыскной полиции

Подождав, пока больная несколько пришла в себя и немного успокоилась, я приказал бабам прекратить их завывания и приступил к допросу.

– Ну, тетушка, как было дело?

– Нечистая сила!.. Черт, черт! – заговорила, своеобразно шепелявя, избитая до полусмерти баба…

– А!.. Нечистая сила… Черти!..

Внимание мое вмиг удвоилось, и я принялся обстоятельно расспрашивать.

Вот что на своеобразном русском жаргоне изложила чухонка:

– Отъехала я верст пять от казарм, час-то был поздний, и задремала. Проснулась, вижу: лошадь стоит. Стала я доставать кнут, да так и замерла от страха. Вижу, по бокам телеги стоят три дьявола: с черными, как вакса, рожами, языки огненные и хвосты лошадиные! Как лютые псы бросились они на меня и начали рвать на мне одежонку… Кошель искали. А как нашли мой кошель, так вместе с карманом и вырвали, а в кошельке-то всего, почитай, гривен восемь было… Ну, думаю, теперь отпустят душу на покаяние! Да не тут-то было: осерчал, видишь ты, один, что денег в кошельке мало: затопал копытами, да как гаркнет: «Тяни со старой шкуры сапоги, ишь подошвы-то новые!» И стал это он, сатана, сапоги с ног тянуть, да не осилить ему, ругается, плюется, а все ни с места. Сапоги-то не разношены были, только за два дня куплены… Собрался он с духом, уперся коленищем мне в живот, да как дернет изо всей-то силы, я уже думала, ногу с корнем оторвал, да только сапог подался!.. Тогда другой-то, который держал меня за горло, придавил коленом грудь и говорит: «Руби топором ногу, если не осилишь!»

Захолодело мое сердце, как я услышала, что сейчас ногу мою будут рубить. Да, видно, Богу не угодно было допустить этого. Дернул еще раз окаянный, сапог-то и соскочил. А потом бить меня стали. Избили до полусмерти и в телеге стали шарить… Молоко-то все и вылакали. А после, батюшка ты мой, подошел ко мне вплотную самый страшный из них, выпятил на меня свои звериные глазищи, да и говорит ласковым голосом: «Ну, божья старушка, получи-ка от меня на чаек за молочко и сливочки…» Да как хватит кулачищем меня по шее… Что было со мною дальше, и не помню. Очнулась, гляжу: Рыжка у ворот избы стоит, а сама я лежу на дне телеги и на бок повернуться не могу. Голова трещит, а ноги и руки так болят, точно их собаки грызут. Спасибо, соседи увидали да на руках сволокли в избу.

Старуха, охая и крестясь, опять завопила на разные голоса.

– Не можешь ли, тетушка, припомнить, каковы с виду эти люди были?

– Не люди, а нечистая сила, батюшка! Разве люди бывают с огненными языками и лошадиными хвостами? Нет, тут сам дьявол со своими помощниками. Видно, Бог за грехи мои от меня отступился… – старуха начала бредить…

Для меня все было ясно. Картина нападения, переданная потерпевшей, хотя и в сгущенных красках, подсказывала мне, что шайка парголовских грабителей, видимо избегавшая проливать кровь, состояла не из профессиональных разбойников.

Для меня все было ясно. Картина нападения, переданная потерпевшей, хотя и в сгущенных красках, подсказывала мне, что шайка парголовских грабителей, видимо избегавшая проливать кровь, состояла не из профессиональных разбойников.

В то же время случай повторного ограбления в той же местности рассеял мои сомнения в распадении шайки и вернул мне надежду изловить ее участников.

Сделав нужные распоряжения и оставив трех агентов для собрания на месте происшествия сведений о производстве негласного розыска, я поспешил в город, раздумывая всю дорогу о способе накрытия шайки. Таких способов рисовалось в моем разгоряченном воображении бесчисленное множество, но я решил прежде всего прибегнуть к простейшему из них.

Дня через три я распорядился, чтобы к ночи была готова обыкновенная, запряженная в одну лошадь телега, такая, в которой чухны возят в город молоко. Телега должна была быть также с возможно сильно скрипучими колесами. В нее положили два пустых бочонка из-под молока, несколько рогож и связку веревок. Для экспедиции я выбрал состоявшего при мне бравого унтер-офицера Смирнова и отличавшегося необычайной силой городового Курленку.

Переодевшись вечером дома в полушубок, я уже собирался выходить, когда случайно брошенный взгляд на Курленко заставил меня призадуматься…

«А что, если грабители не решатся напасть на мужчину, да притом на такого коренастого, каков этот мой хохол?» – подумал я.

– Курленко, ты женат?

– Так точно, ваше высокоблагородие!

– Иди живо домой, надень кофту и юбку жены, а голову повяжи теплым платком.

Полное недоумение выразилось на широком, румяном, с еле заметной растительностью лице полицейского. Но исполнять приказания он привык без размышлений и с изумительной быстротой.

Возвратясь обратно в кабинет, я присел за письменный стол и начал думать о предстоящей экспедиции. Вдруг слегка скрипнула дверь, и на пороге появилась толстая румяная баба.

– Что тебе тут надо? – спросил я.