Среди грабителей и убийц. Воспоминания начальника сыскной полиции

Легко понять, что приехал я на свою городскую квартиру в самом отвратительном настроении. Обругал ни с того ни с сего вестового, промешкавшего, отворяя дверь, и, не ложась в постель, до семи часов утра проходил по кабинету, обдумывая план поимки грабителей. О ночном происшествии, как и впредь, я решил не сообщать ни моему начальнику, у которого, по обыкновению, был утром с докладом, ни моим подчиненным. Благодарить Бога и судьбу за спасение от смерти, к стыду своему должен признаться, мне и в голову не приходило. Оправданием в этом случае могут служить, с одной стороны, молодость (мне было тогда всего 27 лет), а с другой – самолюбие и задетая репутация опытного и находчивого сыщика.

Весь следующий день показался мне бесконечно длинным. Когда стало смеркаться, я отдал распоряжение о наряде двенадцати полицейских чинов, переодетых в партикулярное платье, в ночной обход.

У Новосильцевской церкви я разделил моих людей на четыре группы и определил каждой район ее действий. Предписано было осмотреть в Лесном, в первом, во втором и третьем Парголове все постоялые дворы, харчевни и разные притоны, подвергнув аресту бродяг и вообще всех подозрительных с виду людей.

Результаты облавы были ничтожны. Арестованные трое бродяг оказались мелкими воришками, ничего не имеющими общего с шайкой грабителей.

Голодный и промокший насквозь (всю ночь шел мелкий дождь), я еле-еле добрел до дома и после пережитых волнений и двух бессонных ночей заснул как убитый.

Эта первая неудача, однако, не разочаровала меня.

На другое утро я направил во второе и третье Парголово трех смышленых полицейских чинов, поручив им разведать от местных крестьян о подозрительных лицах, имеющихся в этом районе. На всякий случай я сообщил, в общих чертах, приметы ограбивших меня разбойников, не дав, конечно, понять, что жертвой их нападения был я сам.

Прошло еще четыре дня, но все предпринятые мной розыски не имели успеха. Разбойники как в воду канули.

Наступило воскресенье, и я отправился на дачу. На этот раз я не торопился с отъездом в город и пробыл в Парголове до трех часов ночи.

Возвращался домой по той же дороге, на той же лошади. Однако, имея в кармане кистень и хороший револьвер, я был далеко не прочь еще раз повстречаться с моими незнакомцами. К моему сожалению, встречи с нечистой силой, так начисто меня ограбившей, не произошло, и я без всяких приключений доехал до городской черты.

Вскоре после этого семья переехала с дачи, и мои поездки в Парголово прекратились.

Подошла осень, ненастная погода торопила дачников с переездом на зимние квартиры.

С каждым днем и мой квартал все более и более оживлялся. Бездомники и любители… чужой собственности роем возвращались с лона природы на старое пепелище. Следствием этого всегда было занесение в уголовную хронику Петербурга длинного ряда преступлений – от мелких краж до кровавых убийств включительно.

Эта волна столичных происшествий волей-неволей отвлекла меня от поисков парголовских грабителей. Пришлось все силы наличного полицейского состава сосредоточить на розысках исключительно в столичном районе.

Судьба как бы нарочно поддразнивала меня: мне удалось в один день раскрыть два запутанных преступления, «накрыть» убийц и ночью на допросе привести их к чистосердечному признанию. А между тем на легком (в смысле розыска) деле – напасть на следы Парголовской шайки – я терпел полную неудачу. В довершение всего некоторые из моих близких знакомых успели заметить отсутствие моей известной им цепочки и часов с моими инициалами. Видя меня часто в дурном расположении духа, одни стали надо мной подтрунивать, объясняя исчезновение вещей проигрышем в карты, а другие, с более игривой фантазией, решили, что у меня есть на стороне «интрижка»… Неуспех розыска угнетал меня.

Прошло около двух недель.

На одном из обычных утренних докладов у обер-полицмейстера, графа Шувалова, он передал мне телеграмму со словами:

– Съездите в Парголово, произведите дознание и сделайте все, что нужно, для поимки преступников.

Телеграмма была такого содержания:

«В ночь на сегодняшнее число на Выборгском шоссе ограблена с нанесением тяжких побоев финляндская уроженка Мария Рубан».

Поручение это пришлось мне не по сердцу: и по Петербургу у меня была масса дел, а тут еще поезжай в пригород ради какой-то ограбленной чухонки…

Но граф не переносил возражений, а потому ничего не оставалось делать, как покориться.

Узнав о местожительстве потерпевшей, я на моем иноходце в два часа доехал до деревни Закабыловки. Стоявшие у ворот одного из одноэтажных домов нижний полицейский чин и человек пять праздных зевак без слов подсказали мне, куда завернуть лошадь.

В избе я увидел знакомую мне картину: в переднем углу, под образами, сидел, опершись локтями на деревянный крашеный стол, становой пристав, строчивший протокол. Поодаль, около русской печи, за ситцевой занавеской громко охала жертва. Тут же около нее суетились маленький юркий человек, видимо фельдшер, и две какие-то бабы, голосисто причитая на разные тоны.