Среди красных вождей том 2

Я резко прошу его замолчать и говорю ему, что мне некогда ездить по кабакам. Но он часто возвра­щается к этому, стараясь меня соблазнить, чтобы потом впутать меня… Я вижу насквозь все его подвохи неумного провокатора. Мне скучно слушать его, и я его обрываю.

— Да полно вам, — не выдержав однажды, говорю я ему, — не тратьте время на меня, вам меня не спровоцировать и уж, поверьте, мое имя не окажется скомпрометированным "в числе драки" или "по ба­бьему делу"…

— Ха-ха-ха! — нагло и откровенно хохочет он. И рассказывает мне интересные эпизоды из своей провокационной практики, как он уловил такого то и та­кого то… — Вот я и думал, что мои искушения так или иначе подействуют и на вас, и вы пойдете, ха-ха-ха, на удочку… а там бы мы вас сфотографировали бы. Ну, да ничего не поделаешь… сорвалось…

Но однажды Колакуцкий явился ко мне с Нико­лаевым. Оба они были настроены очень серьезно и на их лицах было сугубо значительное выражение. Забегаю немного вперед. В то время в моем денежном несгораемом шкапу хранилось на миллион фунтов note 138стерлингов бриллиантов… Дняза два, за три до того, я получил письмо, в котором мне угрожала смертью ка­кая то "организация свободных социалистов - революционеров". Я столько получал угрожающих писем, что и на это письмо не обратил внимания. Но в этом письме было упоминание о хранившихся у меня бриллиантах, которые мне "организация" предлагала отдать "доброволь­но"… Я принял только одну меру, посвятил в эту угрозу моего приятеля, курьера Спиридонова, действитель­но преданного мне и просил его ночевать в моем кабинете на диване, на что он и согласился (конечно, во­оруженный).

— Георгий Александрович, — довольно торжествен­но обратился ко мне Колакуцкий, — мы узнали… вот вы все негодовали, что мы массу денег тратим на кутежи, а вот, благодаря этому то, мы и узнали, что здешние эсеры готовят на вас покушение с целью отобрать у вас какие то драгоценности… Да и вообще, помимо этого, они решили покончить с вами…

Он встал и подошел к окну моего кабинета, не­далеко от которого помещался мой письменный стол. Напротив, через довольно узкую улицу, находился ка­кой то частный дом, окна которого смотрели в мое окно.

— Нет, — сказал он тоном специалиста, — мне это совершенно не нравится… Ведь что же это такое: тут можно вас простым револьвером отправить на тот свет, особенно ночью, когда вы, по обыкновенно, работаете долго… Нет, это не годится… Вы так, сидя, представляете собою великолепную мишень… Необходимо, чтобы вы хоть ночью опускали шторы, все-таки это будет затруднять прицел.

Узнав далее, что я днем и ночью хожупо улицам (жил я по ревельским понятиям довольно далеко от note 139своего бюро) и что у меня даже нет никакого оружия, он заставил меня взять у них карманный (для жилетного кармана) браунинг и просил, чтобы я не выходил один, а непременно с провожатым… Не буду на этом долго останавливаться, скажу просто, что я отказался следовать их советам, и вовсе не в силу моей «безумной» храбрости, а по соображениям личного характера. Я поторопился поскорее от них отделаться и, едва они ушли я пригласил Маковецкого, Фенькеви и Спиридонова. Все мы вооружились и тотчас же, не обращая на себя внимания вышли из «Петербургской Гостиницы» и, нагруженные одиннадцатью довольно большими пакетами (тщатель­но опечатанными) с бриллиантами, отправились в банк, где и спрятали драгоценности в сейф…

Колакуцкийна моих глазах развращал скромного по началу Николаева. Требования денег все увеличива­лись и учащались. Кутежи "на пользу России" принимали какой то катастрофический характер Не говоря уже о Калакуцком, я часто встречал самого Николаева с мут­ными воспаленными глазами…

И наконец "кончился пир их бедою". Колакуцкий и Николаев жили в "Золотом Льве". В то время я уже не жил там, найдя небольшую квартиру. И вот, однажды ночью в "Золотом Льве" произошел гала-скандал, героем которого явился Колакуцкий. Вдребезги пьяный, он завел какую то драку, не помню уж с кем и из за чего, но он стрелял и кого то ранил… Словом, ему пришлось как можно скорее ухатьизРевеля.

XXXIII

Приблизительно в ноябре (1920) центр возложил на меня еще одно крайне неприятное для меня дело, note 140а именно, продажу бриллиантов. В этом товаре я аб­солютно ничего не смыслю. Сперва по этому поводу шла переписка между мной и Красиным. Я долго отказывал­ся. Он усиленно настаивал и просил. Настаивал и Лежава. Я согласился. Выше я уже говорил, что еще до ме­ня Гуковский занимался продажей драгоценностей и что прием этого товара и продажа его были неорганизованны.