Квятковский, в качестве директора - распорядителя стал вести лично все переговоры о кредитах, и с поставщиками… Пользуясь своим влиянием и все больше и теснее сближаясь с Красиным и Клышко, он, сперва несколько стесняясь, а затем уже совершенно нагло и открыто, стал выживать меня, отбирая у меня одно дело за другим.
Но особенно он старался отобрать у меня руководство приемочным отделом. Однако, тут уж я открыто показал зубы и твердо заявил, что этого отдела, в сущности, контролировавшего все закупки, в какой бы области они ни принадлежали, я не уступлю. Аргументировал я свой отказ чисто формально: мне поручил этот отдел Красин, состоявший note 244
самым главным акционером "Аркоса" (если не ошибаюсь, он номинально владел чуть ли не 95% всех акций), он утвердил создание этого отдела, как говорил Клышко, "в порядке декрета" и возложил на меня ведение им, и я считаю, что лишь в таком порядке я могу быть лишен ведения этим отделом. Красин в данном случае поддерживал меня. Но злоба против этого отдела, где царил я, все росла и росла, ибо самым своим существованием он ставил вечные препятствия возможности поставщику сговориться с заведующим тем или иным закупочным отделом. Неоднократно Квятковский довольно откровенно, хотя и не прямо, предлагал прекратить всякого рода гонения на меня, если я только откажусь от этого отдела в его пользу…— Помилуйте, Георгий Александрович, — едва сдерживаясь, чтобы не ругаться, говорил он, — ведь такой важный отдел, как отдел приемок, который, в сущности, является контрольным для всех закупок и даже для экспортных товаров, которые он тоже ревизует, должен находиться в руках директора - распорядителя. А раз он у вас, так в этой части, в сущности, вы являетесь директором - распорядителем, а не я. Ведь положение об этом отделе вами же составленное, дает вам в руки громадное оружие… Вам следовало бы уступить его мне…
— Этого не будет, — отвечал я, — уже по одному тому, что я не хочу обидеть моего старого друга Красина, который просил меня взять его на себя.
— Но, поверьте, Георгий Александрович, что, если бы вы его передали мне, — откровенно говорил Квятковский, — я повел бы его не хуже вас… и тогда и для вас было бы легче: прекратились бы разные трения…
— Да, но дело то в том, что я вам не верю, note 245
Александр Александрович, — не стесняясь отвечал я. — Пока вы меня совсем не выживете из "Аркоса", я не откажусь от него. Я потому и дорожу им, что таким образом я хоть до некоторой степени держу вас, Винокурова и прочих "винокуровых" на вожжах и даже взнузданных в мундштуки.— Ну, а если Красин отнимет у вас этот отдел? — прищурив свои узкие глаза с выражением тайной мысли, спросил он. — Что вы тогда сделаете?
— Что я сделаю? — переспросил я. — А вот вы сперва добейтесь распоряжения отнять у меня этот отдел, и тогда вы увидите, что я сделаю… Но предупреждаю вас, что это дезавуирование меня Красин должен сделать в письменной форме… Я убежден, что он этого не сделает…
Taкие разговоры происходили между нами частенько. С Красиным на эту тему я не говорил и продолжал вести свою линию. Квятковский делал попытки заводить эти разговоры у Красиных в присутствии Любови Васильевны и самого Красина, но я всегда отделывался от них, сразу же прерывая их какими-нибудь чисто светскими шутками, и, смеясь, прекращал их к великому озлобленно и нескрываемому раздражение Квятковского. Отмечу с чувством большого удовлетворения, что Красин при этих разговорах всегда хранил упорное молчание, этим явно поддерживая меня в то время, как его жена бестактно поддерживала Квятковского…
Вскоре Квятковский обратился к Красину с рапортом, в котором требовал, чтобы ему увеличили жалование, что на сто ф. ст. ему, как директору - распорядителю и председателю, невозможно жить. Кроме того, он настаивал на заключении с ним контракта с неустойкой на три года. Красин сперва оставил этот note 246
рапорт без последствий и даже написал на нем нечто резко - отрицательное. Но потом, очевидно, под влиянием обработки его за пределами "Аркоса", согласился. И Квятковскому было назначено жалование в 250 ф. ст. в месяц (все директора получали всего по сто ф. ст.), и с ним был заключен контракт на три года с неустойкой в случай увольнения его до срока, — кажется в десять тысяч ф. ст. Далее все пошло, как по маслу. Был заключен контракт и с Винокуровым тоже на три года с установлением жалования в сто ф. ст. и с неустойкой в случае увольнения его до срока в три тысячи ф. ст. Кстати, чтобы покончить с Винокуровым, скажу, что, спустя некоторое время, когда я уже вышел в отставку, этот герой, почувствовав себя на полной свободе, развил настолько успешную в духе "гуковщины" деятельность, что его вынуждены были уволить, но при этом уплатили ему и неустойку.