Его ждал неприятный сюрприз. Хотя римляне и не особенно надеялись защитить свой город от хорошо обученной и экипированной армии, они были тем не менее полны решимости сражаться. Их силы состояли из регулярных папских войск, carabineri — особых частей итальянской армии с полицейскими функциями, 1000 гражданских гвардейцев, добровольческих отрядов города численностью 1400 человек и самого народа, также представлявшего немалую силу, хотя и с оружием у кого какое было. Однако общая численность римлян была до печального малой, и они возликовали, когда 27-го числа Гарибальди вошел в город во главе своих 1300 легионеров, которых он набрал в Романье. Двумя днями позже прибыл полк ломбардских берсальеров, которые выделялись своими широкополыми шляпами и плюмажами из черно-зеленых петушиных перьев. Защитники Рима собрались в полном составе, но численный перевес противника был и теперь очень значителен, и они знали об этом.
Сражение началось 30 апреля. День закончился удачно для оборонявшихся по причине некомпетентности и недомыслия Удино. Он не взял с собой осадной артиллерии и штурмовых лестниц; только когда его колонна, продвинувшаяся к Ватикану и Яникульскому холму, была встречена огнем орудий, Удино начал понимать всю серьезность ситуации. Вскоре легионеры Гарибальди отбросили его, за ними быстро последовали берсальеры. Шесть часов французские солдаты сопротивлялись, как могли, но с наступлением вечера им оставалось только признать свое поражение и пуститься в долгий путь к Чивитавеккье. Они потеряли 500 человек убитыми, 365 попали в плен, но хуже всего было, видимо, постигшее их унижение.
В ту ночь в Риме устроили праздничную иллюминацию, но все понимали, что французы вернутся. Те же, в свою очередь, убедились, что Рим гораздо более крепкий орешек, чем они ожидали, но, несмотря ни на что, собирались разгрызть его. Всего немногим более месяца спустя, когда Гарибальди со своими легионерами и берсальерами выступил на юг, чтобы встретить вторгшуюся неаполитанскую армию, и без труда изгнал их с территории республики, Удино получил подкрепление, о котором просил — 20 000 солдат и значительно более мощное вооружение, — и двинулся на Рим во второй раз.
Поскольку он наступал с запада, его ближайшей целью стали исторические Вилла Памфили и Вилла Корсини на вершине Яникульского холма. К концу дня обе оказались в его руках, и французские орудия установили на Яникуле. Рим был обречен. Защитники города отчаянно сражались за соседний холм, но к утру 30 июня Мадзини обратился к ассамблее. Существует, сказал он, три возможности: обороняющиеся могут капитулировать; они могут продолжать борьбу и умереть на улицах города; наконец, могут отступить в горы и продолжать борьбу. Около полудня появился Гарибальди, покрытый пылью, его рубашка пропиталась кровью и потом; он уже принял решение. О капитуляции речь не идет. Борьба на улицах, указал он, также невозможна — когда Трастевере
[356]будет оставлена — а это неизбежно, — французские пушки могут просто разрушить город. — Остается — уходить в горы. «Dovunque saremo, col'a sar'a Roma» [357], — сказал он собравшимся.Как это ни странно, большинство депутатов не согласились с Гарибальди, предпочтя четвертый вариант: не сдаваться, а объявить о прекращении огня и остаться в Риме. Эту возможность Мадзини предварительно не рассматривал. В конечном счете он, однако, согласился. Французы, думавшие, что это всем ненавистный тиран, удивились, увидев, что он без боязни расхаживает по улицам и его приветствуют и выражают почтение везде, где он появляется, и не решились арестовать его. Однако Мадзини знал, что даже если и останется на свободе, отныне он будет лишен власти, и через несколько дней отплыл в Лондон. «Италия — моя родина, — сказал он, — но Англия — мой дом, если у меня он есть».
Тем временем Гарибальди обратился к добровольцам. «Я предлагаю, — объявил он, — не жалованье, не жилище и не питание. Я предлагаю только голод, жажду, утомительные марши, сражения и смерть. Те, у кого любовь к родине в сердце, а не только на устах, следуйте за мной». 4000 человек тут же присоединились к нему, однако через месяц лишь совсем немногие остались с ним, спасаясь от целых трех вражеских армий и медленно продвигаясь к маленькой республике Сан-Марино.
[358]Здесь отряд был распущен, и Гарибальди с Анитой и несколькими наиболее верными ему людьми отправились в единственную итальянскую республику, которая все еще продолжала бороться за свое выживание, — Венецию.Увы, судно, на котором они плыли, перехватил австрийский военный корабль. Гарибальди попытался высадиться на отдаленном участке побережья, известном ныне как Порто Гарибальди, и прежде чем достиг венецианских лагун, его возлюбленная Анита скончалась у него на руках. На какое-то время он совсем пал духом. Потом Гарибальди вновь покинул Италию и через несколько недель прибыл в Нью-Йорк. Начался второй период его американского изгнания.